Узнав об этом, он на некоторое время почувствовал себя свободным, но потом сообразил, что в смерти лорда Балтроу по-прежнему виноват именно он, — какую бы роль ни сыграла в этом деле Элеонора. А пьянство, азартные игры и разврат, которым он когда-то всецело предавался, — все это тоже оставалось на его совести. Так что для него ничего не изменилось.

— Должен признать, она очень неглупа, — заметил герцог. — Ее уже нет в живых?

Китинг поморщился и проворчал в ответ:

— Разумеется, она жива. Убивать ее сейчас не в моих интересах.

— Хвала Люциферу за это.

Китинг бросил щетку в ящик и принес Увальню ведерко овса.

— Но, Адам, черт возьми, какая разница? Если это и меняет что-нибудь, то лишь одно: теперь в моем полном распоряжении десять тысяч фунтов. Может, теперь-то я наконец сумею починить крышу в Хэверд-Глене.

Его решили отпустить

Груз преступления носить.

Так впредь подумай, что творишь,

Иль с Блэквудом в аду сгоришь, —

процитировал Гривз. — Кажется, так заканчиваются те стихи? Насколько я понимаю, таким и стал для вас финал.

— Несмотря на всю усталость, — отозвался Китинг, сжимая зубы и глядя на герцога в упор, — у меня так и чешутся кулаки: ужасно хочется кому-нибудь врезать. Так что благодарю.

Гривз взглянул на приятеля с удивлением.

— Но я не хочу драки, — сказал он, отступая на шаг.

— Вы недавно ударили меня, так что все было бы по-честному, за исключением одного: вы, Адам, — самодовольный лицемер, который вечно притворяется, что никогда не совершал ничего неподобающего. А ведь мы с вами оба знаем, что это не так.

— Черт возьми, Китинг, остановитесь…

— Нет.

Гривз вскинул перед собой ладони и на одном дыхании проговорил:

— Ваши десять тысяч фунтов достанутся вам не от Фентона. Это часть нового брачного контракта, который он заключил с Монтширом.

Китинг замер в изумлении.

— Что?..

— Очевидно, ваш дорогой кузен не так уж богат, поэтому и заключил с Монтширом сделку: если он сумеет вернуть Камиллу к алтарю, а ее семье — доброе имя, они отдадут ему в уплату более десяти тысяч фунтов приданого. И сверх того — пару лошадей. — Шумно выдохнув, Гривз опустил руки.

— Гнедых? — спросил Китинг.

— Да, именно так.

— Но как, черт возьми, вы об этом узнали?

— Она приезжала несколько часов назад и спрашивала про вас. Приезжала вместе с сестрой. Видимо, ее родные решили не спускать с нее глаз до самой свадьбы. — Герцог вытащил из кармана часы и открыл. — Осталось всего пять часов.

Китинг мысленно застонал. О боже! Камилла! Значит, она приезжала сюда, а он отсутствовал, потому что искал Элеонору. Он мог бы увидеться с ней еще раз, но Элеонора отняла у него и этот шанс.

— Но и это ничего не меняет, — проговорил он со вздохом. — Фентон нужен ей ради репутации, а не ради денег.

Гривз смерил приятеля гневным взглядом.

— Знаете, а вот теперь мне хочется врезать вам. — Сокрушенно покачав головой, герцог отвернулся и направился к двери конюшни. — Я умываю руки в отношении вас обоих, — бросил он через плечо. — Никогда еще не видел пары, в которой каждый настолько озабочен счастьем другого, что не замечает, что творится у него прямо перед носом. Спокойной ночи.

Китинг прошелся по конюшне, обдумывая слова приятеля. Нет-нет, Гривз ничего не понимает! Благопристойная жизнь гораздо больше подходит Камилле. Конечно, Фентон лжец, шут и холоден как рыба, но она все это переживет. Разумеется, ей придется обуздывать себя, придется соблюдать осторожность в высказываниях, но зато у нее будет крыша над головой, причем в собственном доме. Правда, дом этот выглядит… не очень-то. Да и мебель в нем не менялась десятилетиями, так что новые наряды Камиллы окажутся скорее ситцевыми, нежели шелковыми. И она больше никогда не увидится со своими подругами из клуба «Тантал» — со своей странной, но дружной новой семьей. Ведь такие встречи ее муж сочтет оскорбительными для себя и совершенно недопустимыми. Зато ей представится возможность пить чай с печеньем в обществе девиц, которые весь прошедший год высмеивали ее, — в обществе тех самых девиц, которые даже не впустили ее в дом, когда она была в страхе и отчаянии.

А у него, Китинга, появится новая крыша, и он даст торжественную клятву больше никогда не пить лишнего и не ввязываться в бессмысленные драки. И еще… Да-да, десять тысяч фунтов! К тому же ему больше не придется посылать деньги неизвестно кому…

Китинг со вздохом рухнул на деревянную скамью, стоявшую в конюшне. Может, всему виной была боль, по-прежнему гнездившаяся где-то внутри черепа, но оптимизм мало-помалу начинал пробуждаться в его душе. И в сердце. Сможет ли он так поступить со своим кузеном? И отважится ли Камилла отвергнуть Фентона во второй раз? Но неужели она выберет его — драчуна, пьянчугу и убийцу?

От этой мысли ему захотелось рассмеяться, а голова стала необыкновенно легкой и даже закружилась. Но сумеет ли он заполучить ее? Нет, не так. Хватит ли ему смелости спросить у нее самой и выслушать ответ, каким бы он ни был?

Китинг вытащил из кармана свои старые, потертые часы. Двадцать минут пятого, раннее утро. Поднявшись со скамьи, он похлопал Увальня по шее, вышел из конюшни и тотчас же направился к Басвич-Хаусу. Хорошо, если Адам еще не лег: им надо было срочно кое-что обсудить.

А ему, Китингу, еще и подумать, как раз и навсегда переписать финал проклятого стишка.

Леди Монтшир ущипнула старшую дочь за обе щеки.

— Ой, перестань! — запротестовала Камилла, уворачиваясь и прижимая к лицу ладони.

— Ты слишком уж бледна, дорогая…

— Так нарумянь меня. А уродовать незачем.

Мать нахмурилась и проворчала:

— Никто тебя не уродует. И поскольку ты оживилась впервые за все утро, извиняться я не намерена.

— Да, действительно, с какой стати тебе извиняться? Твоя дочь всего лишь выходит замуж за человека, который недолюбливает ее. Причем за эту свадьбу он получит немалые деньги. Зато ты сможешь рассказывать своим подружкам ханжам, что я наконец-то образумилась.

— Надеюсь только на то, что лорд Фентон уже понял, что ты совсем не умеешь держать язык за зубами, — парировала леди Монтшир. — Если бы ты вышла за него еще в тот раз, то сейчас бы вы с ним были уже друзьями. А теперь придется начинать с подозрений. И в этом виновата только ты одна. Но сегодня ты наконец-то выйдешь замуж.

— Да. Я же дала слово…

Мать даже не подозревала, что слово Камилла дала не родным и даже не будущему мужу, а мужчине, которого скорее всего больше никогда не увидит; мужчине, которого она любит и которого никогда не забудет; мужчине, счастье которого для нее важнее всего на свете. И это ее родственники должны быть ему благодарны.