Я та самая девушка. Девушка, которой поклялась никогда не становиться. Дура, которой пообещала больше не быть.

Но вот она я – чертова дура.

Ничуть не лучше снятой на углу шлюхи.

Хуже того – я отдала свое сердце зря, чтобы стать ничем.

Я играла с огнем, а теперь запятнана до неузнаваемости.

Открыв глаза, я понимаю, что прошло всего несколько секунд. Смотрю на лица тех, кто стал свидетелем моего краха. Я вижу только непонимание и жалость – особенно на лице Тайлера, который смотрит то на меня, то на парней.

Шон делает шаг ко мне, но Доминик, хлопнув его по груди, останавливает друга. Его рот растянут в улыбке, а в глазах пляшет удовольствие.

Они со мной наигрались, и я более не достойна их времени и внимания.

Меня переполняет отвращение, когда я неотрывно смотрю на Доминика, вспоминая слова, которые он говорил мне несколько дней назад, его прикосновения под звездным небом. Хуже того – Шон был таким же убедительным, может, даже больше. В голове мелькают воспоминания о начале наших отношений, наших поцелуев, совместного смеха, пробуждений в его объятиях, наши беседы.

В их глазах я ничто. Ничто.

В их глазах я просто еще одна идиотка.

Я морально убита и почти подхожу к двери, когда слышу за стеклом звуки потасовки. Поворачиваюсь и вижу, как Шон впечатывает кулак в челюсть Доминика, а потом вылетаю из гаража. В висках стучит от унижения, кровь бурлит по венам, с каждый шагом отбивая ритм все громче.

Я не заморачиваюсь со сборами вещей и провожу ночь за рулем.

Две недели.

Я попросила у отца две недели, и он без проблем мне их предоставил. Я сразу же поехала к Кристи, которая только что арендовала свою первую квартиру в Атланте. Первую неделю я провалялась на диване и проплакала, лежа на коленях подруги, которая утешала меня подбадривающими словами.

Не думаю, что Шон хотел меня ранить, так бы он не поступил, и вспыхнувшая драка прямо на это указывала. Но если Шон такой трус и согласился с планом Доминика, даже потворствовал ему, то он для меня больше не существует.

Я сама виновата, ведь принимала во всем активное участие. Позволила передавать меня по кругу как сувенир и притом умоляла продолжать.

Они брали и брали, а я любила каждое мгновение.

Я подолгу гуляла вокруг жилого комплекса, в котором жила Кристи, и пыталась определить, где ошиблась, но мысленно возвращалась к началу, в тот день, когда приняла приглашение Шона.

Меня обманывали с первой и до последней секунды. Вплоть до того момента, когда они сами на это указали.

Не знаю, чего я вообще ждала, но точно не такого. Если быть честной, то я не представляла, как выберу одного мужчину, даже если меня поставят перед фактом. Но они и вовсе лишили меня выбора.

Они выкинули меня как мусор. И я сама лезла на рожон. Желала их обоих и позволила им овладеть моим телом, сердцем и душой.

Кристи не знает, что мне на это сказать. Я посвятила ее в основные детали своих отношений, но не упоминала про дела братства. Она жадно слушала, словно это был самый захватывающий рассказ, но я-то видела, что она немного меня осуждает. И не виню ее. Я понимаю. Я натворила столько дел, что буду порицать себя всю оставшуюся жизнь.

Лучше бы я жалела о случившемся.

Но, по правде говоря, у меня не выходит. И что самое омерзительное? Я все равно хочу их. Все равно их люблю.

Я сама себе противна. Когда я успела стать такой безнравственной?

Я ежедневно тоскую по их вниманию, их ласкам, сильным рукам, поцелуям, их выкрутасам. Я навсегда увековечила Доминика и Шона в памяти. Но свежие воспоминания о минутах в том гараже приводят меня в ярость.

В сумрачном тумане моей безысходности есть проблеск надежды. Внутри меня появляется что-то новое, и оно сильнее любой из тех глупых эмоций. Это жажда учинить кару, жажда мести. И если возможность представится, я обязательно ею воспользуюсь.

Возможно, они не признавались, но эти мужчины питали ко мне чувства. По неизвестной причине они решили разорвать отношения, порвать со мной, но их привязанность была слишком правдоподобной, чтобы оказаться выдумкой.

Даже если Шон и Доминик разыграли такой жесточайший спектакль, эта привязанность не была плодом моего гребаного воображения. Они доверились мне, обращались с особой заботой. Не могло все это быть ложью. Если так, то я и вправду погибну.

Что-то случилось.

Что-то должно было случиться, раз они привели в исполнение такой безжалостный план. Даже если Доминик способен на подобное злодейство, способен так хорошо скрывать свои чувства, то Шону это не дано.

Но он не помешал своему другу, а посему заслуживает моего гнева в равной доле.

Может, они меня и не любили, но ведь не только из-за секса со мной встречались. Но даже так, их поступки непростительны.

Впервые в жизни я черпаю утешение в том, что являюсь дочерью своего отца. Порой я могу быть такой же бессердечной, такой же подлой. Если придется пустить по венам кровь, от которой я постоянно отрекаюсь, которую проклинаю, то так тому и быть. Пусть она стынет в венах, чтобы сердце перестало истекать кровью.

– Что с тобой? – спрашивает Кристи, когда я невидящим взглядом смотрю на маленькую девочку, играющую на ступенях бассейна. Последние дни тут мы и проводим, напитываемся оставшимися солнечными лучами. Девочка восторженно визжит, когда мать становится рядом с ней на колени и снова намазывает ей ручки кремом.

Я помню, как в возрасте этой девочки играла сама с собой в опасную игру. Я играла одна, пока мама развлекала друзей, либо парня, которые проводили с нами тот день. Я осмелела и плыла все дальше и дальше, пока не оказалась на глубине совсем одна. Я пыталась выплыть, пока никто не заметил, как я тону. И я бы утонула. Я знала, что еще секунда и я пойду ко дну, но так сильно лягнула ногами, что в итоге ударилась головой о край бассейна. Перед глазами все потемнело, но я нашла опору, уперлась ладонями в бетон и выбралась, а потом от облегчения зарыдала. Вот тогда-то мама и обратила на меня внимание. Меня обняли, а потом сильно отшлепали.

Даже в детстве я имела болезненное увлечение глубиной и риском. Болезнь, которая живет во мне, не возникла внезапно. Но я дала ей выход и, по словам Шона, примирилась со своим дьяволом. На одно лето я подчинилась этому демону, но опрометчиво поступила в отношении своего благополучия.

Сейчас как раз то время, когда я могу тонуть или рыдать от облегчения. Время брыкаться и вылезать из пучины. Но мое сердце, воспоминания и затяжная болезнь перевешивают, мешают моему выздоровлению, оставляют на глубине без помощи.

Время брыкаться, Сесилия.

– Си? – волнуется Кристи.

Я не свожу глаз с маленькой девочки, которая плескается в бассейне, а потом спрыгивает со ступеньки и оказывается в надежных материнских объятиях.