— Но тебе не нравится покоряться! — отметил Йоро.

— А ты решил поиграть в дьявола-искусителя?

— А ты в мученика? — парировал оборотень.

Они двигались в длинном потоке Невского проспекта, и людиобходили их стороной и оборачивались вслед, провожая глазами. Странную картинуявляла собой эта парочка — высокий златовласый молодой человек в черном иогромный волк, без ошейника и намордника.

— Я не понимаю цели нашей беседы, — наконец заключилЛайонел.

— Нет никакой цели, не воображай! Цели — они не для тех, ктобежит с корабля вслед за крысами. Где цели, там сражения и либо победа, либопоражение. А крысы не сражаются, они бегут-бегут, не живут, а выживают. Такчто, мы просто болтаем, как старые приятели, бесцельно!

— Господи, если бы в тот день, когда поймал тебя в Сенегале,я знал, что ты собираешься заменить мне обоих родителей и проповедникаодновременно, то бежал бы от тебя с Африки до Петербурга не останавливаясь. —Белоснежные зубы сверкнули в улыбке. — С крысой меня еще никто не сравнивал,благодарю. Долго готовил речь? Или у тебя врожденный дар оратора-импровизатора?

Оборотень посмотрел на него пронизывающим взглядом теплыхкарих глаз.

— Глядя вслед уходящей любви, труднее всего в отчаянии непоселить в своем сердце ненависть.

— И как я об этом не подумал, — продолжал глумиться Лайонел.

Тем временем они добрались до Зеленого моста через Мойку ипошли по набережной канала. Когда же миновали Дворцовую площадь, залитуюсолнцем и пестреющую туристами, Лайонел тяжело вздохнул и неожиданно спросил:

— Ты собрал картину-пазл, которую я оставил?

— Мы с Кирой собрали, но Катя... — Он запнулся. — Она сожглаее по возращении домой.

Молодой человек коротко кивнул.

— Что на ней было изображено?

— Разве ты не знаешь? — изумился оборотень.

— Конечно, нет! Купил ее у слепой Даримы — она немаяхудожница-предсказательница. — Лайонел криво усмехнулся. — Я ходил к ней передТартарусом, у нее очень сильный дар предвидения.

— О чем ты ее спросил?

— Попросил показать мне силу моей любви.

Йоро оскалился.

— Ну что ж, предсказательница показала. Твоя любовьнарисована в объятиях Вильяма. И судя по выражению лиц, оба счастливы! —Оборотень остановился. Справа от них была Исаакиевская площадь с коннымпамятником Николаю I и собором, слева Синий мост.

Лайонелу тоже пришлось остановиться. Он догадывался, что ихпрогулка подошла к концу, но даже не мог себе признаться, какое удовольствиедля него было увидеть Йоро. Несмотря на все его слова, молодой человек знал —он не безразличен этому оборотню, и тот искреннее хочет помочь. Вот толькопомочь ему сейчас не мог никто, пожалуй, даже сам Господь Бог.

— Надеюсь, ты найдешь в конце концов счастье и уже неотпустишь его по-глупому, — с горечью произнес волк.

Лайонел пожал плечами.

— Для меня счастье представляется отныне в виде небесногомоста, который опустится для нас в День Искупления. Знаешь, более чем зачетыреста лет я чертовски устал.

Йоро ничего не возразил, попрощался и побежал в обратнуюсторону.

А Лайонел продолжил свой путь вдоль Мойки. Зимой по этойсамой дороге он скакал на лошади вместе с Катей. Близость ее теплого телаволновала его, сладкий запах крови дразнил, но вся она — от макушки до пят,вызывала в нем раздражение и злость. Уже тогда — запретная для него девушка,возлюбленная брата, она каким-то невообразимым образом заставила его думать осебе, яростно желать себя.

Он вспомнил несколько ничтожных дней, проведенных вместе сней. Вспомнил, как обремененный новостью о послании из Тартаруса избегалдевушку, даже когда она обивала порог его кабинета, ходила по пятам, заглядываяв глаза, просила побыть с ней. Тогда он еще верил: вечность для них, и они ещеуспеют надоесть друг другу. А теперь бесконечно жалел, что хотя бы не попыталсяпресытиться этой невообразимой девчонкой. Сейчас бы он смог проще переключитьсяна что-то другое, может, и забыть...

Лайонел перешел дорогу и, оказавшись на другой сторонеПоцелуева моста, медленно обернулся. Взгляд его ледяных глаз скользнул поперилам туда, обратно и, не обнаружив замка в виде блестящего сердца, — застыл.

От мысли, вдруг пришедшей в голову, молодой человек резкоотвернулся и быстро зашагал вдоль каменных парапетов, точно за ним гнались.

В каком-то смысле так и было. Он убегал от самого себя — отэгоиста, который привык получать все по первому же требованию. И для того несуществовало сейчас ничего более желанного, чем девушка с огненными волосами —та единственная в этом мире, которая была недоступна ему.

Запрет — это то, перед чем он никогда не мог устоять.Гонимый страхом поддаться искушению, Лайонел покинул город и вернулся вМраморный дворец, конфискованный у Павла Холодного, ныне пребывающего в тюрьмепо обвинению в заговоре.

В огромном белом саду среди множества прекрасных скульптурна скамейке сидела Сарах, расчесывая длинные черные волосы.

Девушка, одетая в легкий прозрачный наряд из воздушнойрозовой органзы, поднялась навстречу.

Лайонел поприветствовал ее и уже собирался пройти мимо,когда она ухватила его за руку и умоляюще заглянула в глаза.

— Что еще? — снизошел он.

— Приходили посланцы моего отца, — промолвила красавица,печально опустив желтые глаза.

Иной раз ее застенчивость и покорность — полный антиподКатиной строптивости и упрямству, раздражали его так, что хотелось схватить дочкуСоздателя за волосы и тряхнуть как следует. Он терпеть не мог, когда кто-тоедва мямлил.

— Дальше, — не вытерпев, поторопил он.

— Батюшка требует, чтобы вы покинули Петербург, — прошепталаСарах, сжавшись под его взглядом, как будто ждала удара за свою весть.

— Значит, стервятники Цимаон Ницхи шныряют по моему городу!— процедил сквозь зубы Лайонел. И увидев, как девчонка испуганно заморгала,только тут вспомнил, что Петербург больше не его город. Напоминание об этомразозлило его пуще прежнего.

— Передай своему отцу: я буду делать, что посчитаю нужным! —рявкнул он и указал на выход из сада. — Передай слово в слово!

Сарах обессиленно опустилась на скамейку и обхватила себя руками.Так она посидела пару секунд, потом осмелилась поднять на него влажные глаза ивпервые с их знакомства очень твердо произнесла:

— Я никогда не передам этих слов. Можете поколотить меня,но...

Лайонел неприлично фыркнул.

— Как-нибудь, непременно!

Послышалось хлопанье крыльев, и на плечи ему опустилисьлетучие мыши — Нев тихонько, едва ощутимо, а Орми плюхнулась со всего маха даеще вцепилась когтями. За это Лайонел спихнул с плеча свою любимицу, сердитоотчитав: