А Хадрияр, как только остатки его банды оказались в ущелье, приказал начать преследование несуществующего противника. Бандиты спешили, не ведая, что идут навстречу верной смерти. Миновав очередной изгиб ущелья, они неожиданно попали под массированный обстрел. Это люди Абдула, высланные к крепости для поддержки русских, встретили кровных врагов губительным огнем. Одним из первых под автоматную очередь попал помощник Исмаил-Хана, Хаджа Хадрияр. Пули буквально изрешетили его грудь. Подобная участь постигла и всех его душманов. Отряд, или правильнее банда, Исмаил-Хана прекратила свое существование.

Но не все еще было закончено для спецназовцев. И отходящей к пункту эвакуации группе «Орион» скоро вновь предстояло вступить в бой, вновь с превосходящими по численности силами противника и в невыгодных для себя условиях. Операция «Афганский рейд» продолжалась.

Майор Гарин вел Сергинского, чуть сзади шли капитан Шепель и Туркина. Отход начался без проблем. Заложники передвигались довольно бойко. Но спецназовцы понимали, что это временно. Пока бывшие заложники шли, находясь в состоянии нервной эйфории и по практически открытой местности, под уклон. Вскоре ситуация изменится. Эйфория сменится усталостью, и тогда придется помогать журналистам. Сергинский все время что-то говорил Гарину. Майор не слушал его, но и не мешал руководителю съемочной группы выговориться. Скоро сам замолчит.

Шепель с Туркиной шли молча. Впрочем, недолго. Валентина часто оглядывалась. Она вскрикнула, увидев, как над ущельем начал подниматься дым:

— Ой, что это такое?

Капитан обернулся, ответил:

— Ничего особенного. Ребята задымляют местность, прикрывая свой отход.

— Ты говоришь об этом так спокойно, словно о чем-то обыденном.

— Мы перешли на ты?

— Извини, сорвалось!

— Ничего, на ты проще. А спокойно комментирую происходящее потому, что для нас это действительно обыденно. Мы выполняем свою работу, не более того.

Валентина взглянула на капитана, который нравился ей все больше и больше. Так бывает. Когда проникаешься к человеку симпатией с первого взгляда. Впоследствии нередко симпатия перерастает в более глубокое чувство, в любовь. И если бы сейчас Туркину спросили, полюбила ли она Шепеля, то вряд ли Валентина ответила бы сразу и однозначно. Взглянув на капитана, женщина произнесла:

— Ничего себе, не более того?! И разве можно назвать работой то, что делаешь ты, твои друзья? Ведь вы жизнью своей рискуете, чтобы спасти других? Совершенно незнакомых вам людей?

— Ну, скажем, не совсем совершенно незнакомых.

Шепель улыбнулся:

— Или ты забыла, как мы познакомились в Москве?

— Нет, не забыла. Но ты не ответил на вопрос.

— Что ты хочешь услышать? Работа она и есть работа. Каждый занимается тем, чем может, ты вот журналистикой, хотя могла бы вообще ничего не делать, ведь у тебя богатый папа и жених. Я… ну чем занимаюсь я, ты видишь сама.

— Откуда ты знаешь о женихе?

Капитан вновь, но как-то невесело улыбнулся:

— Милая! Когда мы готовим боевую акцию, то изучаем всю имеющуюся информацию, тем или иным образом относящуюся к ней. Так что мне известно, ты по возвращении в Россию выйдешь замуж за сына высокопоставленного чиновника, господина Шахристова.

— Мне показалось, тебя это задело.

Шепель вздохнул:

— Да какая разница, задело или нет? У тебя своя жизнь, у меня своя.

— Но каждый человек может изменить ее, если захочет.

— Многое ли ты могла изменить, находясь в лапах Исмаил-Хана? А ведь тебе наверняка очень хотелось, чтобы этот кошмар пленения оказался страшным сном, а не явью. Не всегда человек в состоянии изменить жизнь. Иногда обстоятельства оказываются сильнее его.

Валентина проговорила:

— Ты же прекрасно понял, что я имела в виду!

— Понял. Но давай отложим разговор на эту тему до возвращения в Москву. А там, оказавшись в привычной обстановке, возможно, ты и не захочешь его продолжать. Постараешься забыть то, что было. И в этом тебе помогут отец с женихом.

— Да что ты все упоминаешь жениха?

— Не буду, раз не хочешь!

Туркина замолчала. Но вновь ненадолго. Пройдя метров пятьдесят, она спросила:

— Нам долго идти до пункта эвакуации?

— Нет, еще километров девять.

— Девять?

— А что? Устала?

— Нет!

— Устанешь — скажи!

— Скажу, на руках понесешь?

Шепель серьезно ответил:

— Надо будет — понесу!

Гарин с Сергинским остановились. Майор поднес к щеке рацию, жестом подозвал Шепеля. Капитан с Валентиной подошли к Гарину. Сергинский старался не смотреть в глаза Туркиной.

Майор, выслушав абонента, ответил:

— Все понял! Конец связи!

Отключив станцию, он взглянул на Шепеля:

— Тимохин сделал Исмаил-Хана, ребята Соловьева обманули Хадрияра. Все начали отход. Крымов с Тимохиным идут следом. Проводник пошел к Баррияру. «Вертушка» подойдет в основной пункт через два часа. Зависнет в стороне. Пилоты будут ждать нашего сигнала на приземление.

— Никто из наших в ходе боя не пострадал? — спросил Шепель.

— Нет! Обошлось без потерь.

— Отлично! Продолжаем движение?

— Да, в том же порядке, я с Сергинским впереди, ты с барышней в замыкании. Если что, даму на землю и прикрываешь меня, ну а я тебя! В общем, все по штатной схеме! Привал в «зеленке».

— Понял!

Гарин подтолкнул Сергинского:

— Ну что, режиссер, двинули дальше? И, знаешь, ты бы лучше прекратил говорить? Это женщина легкая, ее капитан при необходимости и на себе вынесет. А мне тебя тащить не в кайф. Придется подгонять. Так что береги силы. Ясно?

Сергинский закивал:

— Да, да, ясно! Я дойду, не сомневайтесь, и буду молчать. Сделаю все, как скажете.

— Молодец! Приятно работать с понятливыми и послушными людьми!

Валентина отвернулась от Сергинского, бросив:

— Подонок!

Это услышал Шепель. Дождавшись, когда Гарин с Сергинским отошли на установленную дистанцию, он спросил Туркину:

— Почему ты назвала Сергинского подонком?

— Потому что он подонок! Готов был ноги бандитам лизать, лишь бы те его не убили. Служить им был готов, представляешь?

— Представляю. Но не надо осуждать коллегу. Он просто растерялся, испугался, потерял контроль над собой. И в этом нет ничего странного. Поверь, я участвую не в первой подобной акции. Так вот, редко кто из гражданских, попав в экстремальную ситуацию, находит в себе силы держаться достойно. И осуждать их за это нельзя. Они не готовы к насилию, к проявлению агрессию. Поэтому чаще всего теряются.