1981 года на одном из заседаний Политбюро ЦК, обращаясь к своим коллегам, прямо заявил о том, что еще «XXVI съезд партии указал на необходимость улучшать работу аппарата управления, сокращать расходы на его содержание, решительно устранять излишние и дублирующие звенья»[604]. Но это пожелание генсека так и осталось «гласом вопиющего в пустыне». Как утверждают ряд историков (А. В. Шубин[605]), именно в Х-й пятилетке «имел место неоправданный, по существу неуправляемый, рост численности работников аппарата управления», и в итоге только за эту пятилетку он вырос на 2,2 млн человек, или 14,2 %, и к началу 1981 года достиг 17 млн человек. Причем расходы на содержание всего этого аппарата увеличились на 30 %, составив более 32 млрд рублей в год, или 7 % ВНП.

2. Советская экономика 1970–1985 годов: успехи, проблемы и провалы

а) Структурная политика

Надо сказать, что структурная политика в сфере экономики всегда находилась в центре внимания советского политического руководства. Однако в отличие от сталинской и даже хрущевской эпохи брежневское руководство оказалось куда более консервативным в области структурной политики. Немалому риску и неизбежным трудностям быстрых и резких структурных изменений оно явно предпочитало более спокойное и плавное развитие, поскольку считало, что особой необходимости в таких крутых изменениях не было. Хотя, как и в прежние времена, в центре внимания тогдашнего советского руководства находились все те же три пропорции — между развитием потребительского, инвестиционного и военного секторов советской экономики.

Как правило, дискуссии о соотношении этих секторов начинались во время обсуждения Директив по составлению пятилетних планов, однако поскольку в статистике плановых показателей они прямо не отражались, то реальные баталии велись вокруг динамики развития конкретных отраслей, то есть сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, гражданского и оборонного машиностроения и т. д. Еще более предметно и жарко спорили при решении вопросов о распределении капитальных вложений по различным отраслям, а также при определении отраслевой структуры экспорта и импорта.

Как явствует из ряда мемуаров хорошо осведомленных авторов[606], особо острая борьба вокруг соотношения этих секторов возникла в самом начале 1971 года при подготовке Директив IX-го пятилетнего плана. Именно тогда, готовя экономический раздел Отчетного доклада ЦК на XXIV съезде партии, Г. А. Арбатов и Н. Н. Иноземцев стали доказывать генсеку, что традиционный подход о приоритетном развитии группы отраслей «А» (производство средств производства) по отношению к группе отраслей «Б» (производство предметов потребления) уже давно устарел. В современной ситуации главным должно стать «производство для людей, для повышения их благосостояния», и потому теперь темпы роста группы «Б» должны опережать темпы роста группы «А». Л. И. Брежнев поначалу вяло сопротивлялся, но после длительных и жарких споров все же согласился с их доводами. Тем не менее даже после этого при редактировании окончательного текста брежневского доклада эта дискуссия продолжилась, прежде всего со стороны военно-промышленного лобби, чьи интересны всегда очень жестко отстаивал Д. Ф. Устинов. Однако на сей раз «голуби» все же взяли вверх над «ястребами», и в Директивах по составлению IX-го пятилетнего плана впервые были предусмотрены более высокие темпы роста потребительских отраслей по сравнению с базовыми отраслями — 44–48 % против 41–45 %[607].

Между тем, как считают ряд экономистов (Г. И. Ханин, Р. А. Белоусов[608]), намеченный в IX-й пятилетке курс на приоритетное развитие производства потребительских отраслей опирался на совершенно нереальные задания по повышению эффективности производства. Де-факто в ходе выполнения этого пятилетнего плана группа отраслей «А» пусть не намного, но вновь росла быстрее отраслей группы «Б». И таким образом, все главные брежневские советники — Г. А. Арбатов, Н. Н. Иноземцев и А. Е. Бовин — «оказались плохими экономистами и ничуть не меньшими волюнтаристами, чем их политические противники». Более того, волюнтаристское планирование в IX-й пятилетке, наряду с традиционными пороками либерального моделирования командной экономики, тяжело сказалось на развитии всего народного хозяйства страны. Ослабление внимания со стороны Госплана СССР к инвестиционному сектору советской экономики по сравнению с двумя другими — потребительским и оборонным — вновь привело к недовыполнению государственного плана по вводу в действие производственных мощностей в ряде важных отраслей, что, кстати, проморгало ЦСУ СССР, заданий по механизации ручного труда и, как прямое следствие этого процесса, к последующему замедлению темпов роста производительности труда. Кстати, об этой опасности еще в 1960-х годах прямо предупреждал известный советский экономист А. И. Ноткин[609], но его, как всегда, никто не услышал.

В то же время сокращать военные расходы, на страже которых зорко стояли Д. Ф. Устинов и Ко, также не собирались, и в результате, по оценкам самого Госплана, к концу IX-й пятилетки «страна начала жить не по средствам, шло неуклонное нарастание зависимости от импорта многих товаров, в том числе и стратегических»[610]. Однако Л. И. Брежнев буквально через три дня после получения этой записки из Госплана в начале апреля 1975 года на заседании Политбюро ЦК в сильно возбужденном состоянии обвинил Н. К. Байбакова в «сгущении красок» и назвал девятую пятилетку «нашей лучшей пятилеткой». При этом А. Н. Косыгин не стал выступать в защиту Госплана и дипломатично промолчал. Между тем, как верно заметил профессор Г. И. Ханин, в мемуарах самого Н. К. Байбакова содержание этой записки так и осталось «тайной за семью печатями». Сам же он предположил, что вряд ли в ней шла речь о уже возникшем, правда небольшом, дефиците госбюджета или даже о сокращении золотовалютных резервов страны. Возможно, госплановские работники, хорошо знавшие реальное состояние экономики, «били в набат» из-за уже назревавшего сокращения производственного потенциала страны и старения производственных фондов. И именно это и вызвало столь болезненную реакцию Л. И. Брежнева.

Между тем, как свидетельствуют ряд мемуаристов, в частности А. Е. Бовин и М. С. Горбачев, для Л. И. Брежнева главными приоритетами всегда были «хлеб и оборона»[611]. Поэтому даже в условиях начавшейся «разрядки» в период президентства Р. Никсона вопросы укрепления Вооруженных сил и развития военно-промышленного комплекса всегда оставались «священной коровой» для генсека и его команды. Правда, вопрос о том, насколько «сильной была зацикленность советского руководства на военных расходах», до сих пор остается открытым. Большинство авторов известных политических взглядов (Д. А. Волкогонов, Н. Я. Петраков, И. В. Быстрова, Г. Е. Рябов[612]) уверяют, что советский ВПК пожирал то ли 52 % ВНП, то ли 70 % всех государственных расходов госбюджета и именно гонка вооружений стала главной причиной краха советской экономики. Однако все эти цифры, как справедливо указал профессор А. В. Островский, вряд ли можно оценивать всерьез по причине их полной абсурдности[613]. Вероятно, самые реальные цифры и динамика роста всех военных расходов СССР в денежном выражении и в % от ВНП, то есть валового национального продукта, содержатся в известной работе одного из лучших специалистов по военной экономике —