сложенными крылами на неподвижном вязе… Вдали сверкает синий поток в лучах полуденного солнца… струя фонтана бьет кверху… Ах, фонтан! Не погасить тебе лучи моего греческого солнца, как ты ни стараешься, простирая свои цепкие, серебристые руки! Но что это за фигура мелькает там, за кустами? Она лучезарна, как луч луны. На голове ее венок из дубовых листьев. В руке она держит опрокинутую вазу, из которой сыплются мелкие, розовые раковины и льется сверкающая струя воды. О, взгляните на это лицо! Люди никогда не видывали ничего подобного… Смотрите… она и я – мы одни в дремучем лесу. Уста ее без улыбки, она движется тихо, печально. О! Бежать… это нимфа! Кто увидит ее, тот сходит с ума! Бежать скорее… она отыскала меня!

– О Главк, Главк! Разве ты не узнаешь меня? Не волнуйся так, или ты убьешь меня одним своим словом!

Новая перемена, казалось, произошла в потрясенном, расстроенном рассудке несчастного афинянина. Он положил руки на шелковистые волосы Нидии, стал гладить ее локоны, пытливо, заглядывая ей в лицо, и так как в разорванной цепи его мыслей два или три звена еще сохранились, то вид ее, по-видимому, напомнил ему Иону. При этом воспоминании его безумие разгорелось с еще большей силой. Страсть звучала в его голосе, когда он воскликнул:

– Клянусь Венерой, Дианой и Юноной, что будь у меня целый мир на плечах, как у моего земляка Геркулеса (о, ничтожный Рим! Все, что было великого, принадлежит Греции. Не будь нас, римляне не имели бы богов), повторяю, будь я на месте Геркулеса, я сбросил бы этот мир в бездну хаоса за одну улыбку Ионы. О, красавица моя обожаемая, – прибавил он голосом невыразимо нежным и жалобным, – ты не любишь меня! Ты неласкова со мной. Египтянин оклеветал меня перед тобою, ты не знаешь, какие долгие часы я провел под твоим окном… ты не знаешь, я всю ночь дожидался, пока потухнут звезды, надеясь, что, наконец, покажешься ты, мое солнце ясное, но ты меня не любишь, ты покинула меня! О, не оставляй меня хоть теперь! Я чувствую, что жизнь моя будет недолга, дай насмотреться на тебя в последний раз! Я родом из чудной страны твоих отцов, я взбирался на высоты Фила, я собирал розы и гиацинты в оливковых рощах Илисса. Ты не должна покидать меня, ведь твои предки были братьями моих предков! Говорят, здешний край прекрасен, здешнее небо безоблачно, но я возьму тебя с собою… О, мрачное видение, зачем ты становишься между мною и моей возлюбленной? На челе твоем смерть, страшная смерть! На устах твоих – убийственная улыбка. Имя твое Орк, но на земле люди зовут тебя Арбаком. Видишь, я знаю тебя! Исчезни, мрачный призрак, твои чары бессильны!

– Главк, Главк! – бормотала Нидия и, выпустив его из рук, упала на пол без чувств от волнения, испуга и угрызений совести.

– Кто зовет? – воскликнул он. – Иона… это она! Ее унесли, похитили, но мы спасем ее… Где мой стилет? А, он тут! Иду, Иона, спешу к тебе на помощь… Иду, иду!..

Сказав это, афинянин выскочил из портика, пробежал через весь дом и, бормоча про себя, быстрыми, но шаткими шагами бросился бежать по улицам, слабо озаренным светом звезд. Роковое снадобье огнем горело в жилах несчастного. Действие зелья, вероятно, еще усилилось вследствие выпитого Главком вина. Привыкшие к излишествам ночных кутил прохожие, улыбаясь и подмигивая, давали дорогу молодому человеку, нетвердому на ногах. Они думали, что он находится под влиянием Бахуса, которого недаром очень почитали в Помпее. Но те, которые пристальнее вглядывались в его лицо, отшатывались от него с необъяснимым ужасом, и улыбка исчезала с их губ. Главк пробежал по самым людным улицам. Машинально направляясь к дому Ионы, он очутился в более пустынном квартале и вошел в рощу Цибелы, ту самую, где Апекидес имел свидание с Олинтием.

VI. Собрание разнообразных личностей. – Потоки, которые, по-видимому, текли врозь, устремляются в один и тот же залив

Сгорая от нетерпения узнать поскорее, было ли дано ядовитое снадобье его ненавистному сопернику и какое действие оно оказало, Арбак решил вечером отправиться к Юлии и покончить с этой тревожной неизвестностью. В то время был обычай, как уже сказано выше, чтобы мужчины носили с собой повсюду таблички со стилем, прикрепленные к поясу. Дома они обыкновенно снимали этот пояс. В сущности, под видом карандаша для письма римляне носили с собой очень острое и опасное оружие. Таким стилем[25] Кассий заколол Цезаря в здании сената.

Надев плащ и захватив свой пояс, Арбак вышел из дому, опираясь на длинный посох – он был еще немного слаб, хотя надежда и жажда мести, вместе с его собственными глубокими медицинскими познаниями, значительно способствовали укреплению его сил. Он направился к вилле Диомеда.

Прекрасен лунный свет на юге! В тех странах ночь наступает так быстро, что сумерки проходят почти незаметно. На одну минуту небо заволакивается темным пурпуром, в воде отражаются розовые облака, а затем сразу загораются бесчисленные звезды, всходит луна, и ночь полновластно царит над природой!

Яркие и вместе с тем короткие лучи ночного светила озаряли древнюю рощу, посвященную Цибеле, величественные деревья, молодость которых терялась в тумане древности, бросали длинные тени, и сквозь густые ветви сияли частые звезды. Маленький храм резко, поразительно выделялся своей белизной среди темной листвы, – он напоминал, чему был посвящен этот лес, и придавал ему какую-то особенную святость и торжественность.

Калений быстро пробирался к часовне, крадучись под тенью деревьев. Осторожно приподнимая ветки, он забился в свой тайник. Убежище это было так надежно скрыто с одной стороны храмом, с другой – деревьями, что ни один прохожий ни за что бы не заметил спрятавшегося жреца. Снова роща, по-видимому, опустела. Издали слабо доносились голоса каких-то буянов и звуки музыки, весело игравшей в группах гуляющих, которые, по обычаю этих стран, пользовались летней ночью, наслаждаясь свежим воздухом и прозрачным светом луны.

С возвышенности, на которой находилась роща, сквозь деревья виднелось вдали необъятное, синее море, белые домики Стабии на извилистом берегу, и туманные лектиарийские холмы, сливавшиеся с дивным небом. Вдруг в конце рощи показалась статная фигура Арбака, направлявшегося к дому Диомеда. В эту самую минуту с египтянином встретился Апекидес, явившийся на свидание с Олинтием.

– А, Апекидес! – приветствовал его Арбак, узнав жреца с первого взгляда. – В последний раз, когда мы виделись, ты был моим врагом. Но с тех пор я все желал встретиться с тобою, мне