Неожиданно голос показался ему знакомым, и он был неженским. Слегка изумленный странным приемом, Владлен шагнул в темноту, входнаядверь сама по себе захлопнулась.

Богоявленский вздрогнул, его обступил непроглядный мрак, ниодин лучик света не прорезал пространства.

– Душенька, – попросил Владлен, – не могли бы вы зажечьлампу, право, я теряюсь впотьмах.

– Сейчас, – сказал до боли родной мужской голос, – только тыза стену уцепись.

– Зачем? – изумился поэт, пытаясь сообразить, отчего ему такхорошо известен сей спокойный баритон.

– Чтобы не упасть, – со смешком пояснил хозяин, и в ту жесекунду под низким потолком вспыхнула простая, неприкрытая никаким абажуромлампочка. Владлен на секунду зажмурился, потом открыл глаза, увидел вбитые встену крючки, потертые обои, повернул голову и по-бабьи взвизгнул.

В узком коридорчике стоял постаревший, поседевший НиколайШнеер.

– Сказал же, ухватись за вешалку, – улыбнулся он, – а ещелучше сядь!

Богоявленский рухнул на табуретку, белевшую около стены.

– Коля, – прошептал он, – ты?

– Я.

– Что ты здесь делаешь? – никак не мог прийти в себяВладлен.

– Живу временно, завтра уезжаю.

– Коля, – в изнеможении выдавливал из себя словаБогоявленский, – ты вообще откуда сюда приехал и в какое место завтраотправляешься?

Шнеер рассмеялся.

– Не бойся, ты видишь не выходца с того света. Я жив, здорови вполне еще ничего себя чувствую.

– Но… мы же похоронили тебя!

– Ты видел труп?

– Н-нет, – заикался Владлен, – гроб был закрыт.

– То-то и оно.

– Но Нина…

– Ей тоже мертвеца не показали.

– Господи, – потряс внезапно заболевшей головойБогоявленский, – кто же лежит в могиле?

Шнеер пожал плечами.

– Понятия не имею. Этой стороной вопроса занимался инойчеловек. Главное – я жив.

– Но Нина…

– Считает меня умершим.

Владлен вскочил на ноги.

– Коля! Ты зачем такое учудил? Решил удрать от жены? Клюбовнице? Нет бы просто развестись!

Шнеер снова засмеялся.

– Ты неисправим. Первая мысль, приходящая в голову нашемупоэту, всегда о бабах. Помнишь, где я служил?

Владлен кивнул.

– Еще вопросы будут? – вздернул брови Николай.

– Так КГБ давно нет, – прошептал поэт.

Шнеер усмехнулся.

– Может, и так, а может, и иначе. Ладно, времени мало, мненужна твоя помощь.

Владлен снова обвалился на табуретку, его затрясла крупнаядрожь.

– Экий ты псих стал, – укорил лучший друг, – да и выглядишьплохо. Пьешь?

– Нет, давлением мучаюсь, голова болит, – пояснил поэт,приходя потихонечку в себя.

– Ясно, – процедил Николай, – и расплылся весь. Диетусоблюдай, занимайся спортом, вот лишний жир и скинешь, нельзя так себязапускать.

– Что делать надо? – залепетал Владлен.

– Ерунду.

– А именно?

– Принести бумаги.

– Какие? – снова заколотился в ознобе поэт.

– Приди в чувство, – встряхнул его Шнеер, – и слушай. В моемкабинете, во втором от окна шкафу…

– Почему сам не возьмешь? – спросил Владлен, когда Шнеерумолк.

Николай постучал согнутым пальцем по лбу.

– Да, действительно, – спохватился Владлен, – но Нина можетменя не впустить.

– Постарайся.

– Как?

Шнеер вздохнул.

– Значит, так! Запоминай сценарий, соберешь все актерскиезадатки, а они у тебя есть, и принимайся за дело.

Владлен замер на табуретке. Выучив роль, Богоявленский началпроявлять любопытство:

– Скажи, что в папке!

– Бумаги.

– Какие?

– Ерундовые.

– Уж, наверное, не пустяк, коли тебе передо мной открытьсяпришлось.

– Соображаешь, – кивнул Николай, – ладно, помнишь НикитуВолка?

– Его забудешь! Сволочь, всю жизнь мне сломал.

– Настал черед отомстить ему.

– Как?

– В папочке документы, свидетельствующие о его работе«стукачом».

– Зачем они тебе? – не успокаивался Владлен.

– Надо заставить Никиту кое-что сделать, – протянул Шнеер, –поверь, ему мало не покажется. Небось считает, все быльем поросло, свидетелиумерли, никто «Муху» не помнит.

– Муху?

– Это был псевдоним Волка, – спокойно объяснил Никита, – ондонесения так подписывал. Ясно?

– Да.

– Тогда действуй.

– Но…

– Послушай, – равнодушно обронил Шнеер, – я тебе помогал,теперь твой черед. Поверь, я не обратился бы к тебе, но, увы, мой верныйпомощник умер. Пока еще нового найду, а документы нужны срочно. Впрочем, тыможешь отказаться, принудить тебя не могу.

– Я пойду, – прошептал Владлен, – принесу папку. Коля,прости, я не помогал Нине и Люде, понимаешь, сам бедствовал.

– Знаю, – обронил Шнеер, – никого не осуждаю, кромепреступников. Ты просто слабый человек, гедонист и сибарит. Впрочем, я, какмог, поддерживал свою вдову и дочь. Здорово звучит, а? «Помогаю своей вдове»!

Владлен съездил к Нине и вполне удачно утащил нужное. Делозаняло пару минут, зря Богоявленский боялся и чуть не падал в обморок отстраха. Все прошло без сучка и задоринки, быстро и успешно.

Поэт замолчал.

– И вы отдали папку Николаю, – чтобы прийти в себя, уточнилая.