Я закивала, ничего удивительного. В столице в свое времябыли очень распространены всякие студии, кружки, куда охотно ходили дети. Одниучили иностранные языки, другие занимались живописью, третьи танцами. Недорогаяплата делала занятия доступными для многих, чтобы не драть с родителейзапредельных денег, все эти «Фантазии», «Сказки», «Солнышко» и «Звездочки», какправило, располагались в подвалах и на чердаках, экономили на аренде помещений.Подыскивали нужное место, делали скромный ремонт, закупали недорогоеоборудование, приглашали на работу учителей из близлежащих школ, преподавателейиз училищ и вузов, набирали в окрестностях детей и начинали процесс. Довольнымиоказывались все, педагоги, имевшие дополнительный заработок, дети и ихродители, знавшие, что чадушки не болтаются невесть где, а рисуют, танцуют илилепят.

– Помните, что клуб назывался «Радуга»? – спросила я.

Владлен кивнул.

– Да. Я как раз вышел из лифта, а сверху толпа детишеклетит, увидели, что кабина на этаже стоит и ринулись туда с воплем. Толкнулименя, я от неожиданности пошатнулся, чтобы не упасть, схватился за перила, апапка выпала.

Не успел Богоявленский испугаться, как сверху раздалсястрогий голос.

– Какое безобразие! Разве можно так себя вести? Вы впервыелифт увидели?

Продолжая ругать шалунов, по лестнице стала спускатьсякрасивая стройная девушка.

Стайка детей притаилась в кабине, потом одна девочкапискнула:

– Так уедет!

– Ну и что? – изогнула красивую бровь учительница. – Сновавызвать можно! Человека чуть с ног не сбили! Немедленно извинитесь и помогитеему упавшее подобрать.

– Простите, – хором сказали ребята, а девочка вышла из лифтаи хотела нагнуться.

Но Владлен опередил ребенка, он быстро сам схватил папку исунул под куртку.

Строгая учительница тем временем вошла в стоящую с открытымидверями кабину.

– Уж извините их, – улыбнулась она, – на занятиях сидетьустали, вот и понеслись, никого не видя, маленькие еще, второклассники.

Хорошенькая девушка донельзя понравилась Владлену.

– А вы, значит, их учительница? – попытался завязать онразговор с красавицей.

– Да, – кивнула очаровашка.

– В этом клубе?

– Именно так.

– Как же вас величать, моя нимфа? – галантно осведомилсяБогоявленский.

Школьники, услыхав эти слова, захихикали, а симпатичнаяучилка поджала пухлые губки и ткнула пальчиком в кнопку, двери с тихимшуршанием закрылись, кабина заскользила вниз.

Владлен еще раз посмотрел на разрисованную стену. Клуб«Радуга», надо запомнить название. Девушка настоящий бутон, она вызываетбурление в крови. Ишь, какая недотрога, не сказала имени, но найтисимпомпончика не составит труда, небось в этой «Радуге» не десять тысячсотрудников. Завтра же Владлен вернется назад, отыщет красотку, представится пополной программе, расскажет, что он великий, гениальный поэт… Но сейчас следуетпередать папку по назначению, и мысли Богоявленского потекли в иномнаправлении.

Выполнив просьбу друга, Владлен вновь вышел на лестницу,старательно закрепил в уме слово «Радуга» и поехал домой. Он хотел завтра вновьприкатить сюда и попытаться начать роман, но не сумел выполнить задуманное, апотом ему встретилась смуглянка Лиля, и образ хорошенькой преподавательницысначала потускнел, а затем и вовсе стерся из памяти, однако название «Радуга»осталось. Вернее, оно тоже испарилось из головы, но сейчас Владлен вдругнеожиданно четко мысленно увидел стену и яркое слово «Радуга».

Когда я вышла от Богоявленского, на улице разыграласьнастоящая буря. С иссиня-черного неба падал ледяной дождь, ветер дул во всещеки, под ногами чавкала невесть откуда взявшаяся в городе глина. Набрав полныетуфли воды, я добежала до «Пежо», села внутрь, стащила с ног ставшие тяжелымибаретки, насквозь мокрые гольфы и, поставив босые ступни на педали,призадумалась.

Николай Шнеер жив! Но почему он прикинулся мертвым? Хотелсбежать от жены и дочери? Мужчине настолько надоела семейная жизнь? Егозадолбал уют? На ум неожиданно пришел старый анекдот. Встречаются два приятеляи начинают рассказывать друг другу о женах. Первый жалуется, чуть ли не сослезами повествуя о супруге: жадная, злая, плохая хозяйка, дура, истеричка. Авторой тихо говорит:

– Моя ничего, ласковая. Приду домой, тапочки подаст, супчикунальет, сядет рядом и щебечет, щебечет, щебечет, щебечет!

– Повезло, – вздыхает первый.

– Да, – кивает второй, – супчик нальет и щебечет, щебечет,щебечет. Убью ее когда-нибудь за щебет.

Может, и Нина была из таких, щебечущих? Но в то же мгновениея отмела это подозрение. Помнится, Никитина рассказывала о некоем СергееСергеевиче, который помогал вдове, в частности, отдавал ей деньги, долг,возвращаемый одним из сослуживцев, сумму, с учетом инфляции.

Но, похоже, не было должника, это Николай при помощи СергеяСергеевича помогал жене. Исчезновение Шнеера связано с его службой, впрочем,мне не нужно сейчас докапываться до истинных причин побега Николая. Судя потому, как было организовано дело: труп из-под электрички, закрытый гроб,появление Сергея Сергеевича, торжественные похороны – его проворачивалинастоящие профессионалы. Много знаний – многие печали, с какой стати Шнеер«умер», чем он сейчас занимается, меня касаться не должно, интересно другое.

Николай пристально наблюдал за своей семьей, помогал ейматериально. Финансовый ручей, вытекавший из рук Шнеера, иссяк в тот год, когдаЛюда вышла замуж за Костю. Очень хорошо помню, как Нина, рассказывая мне освоей жизни после погребения мужа, воскликнула:

– Людмила вышла замуж за убийцу, а вскоре Сергей Сергеевичпропал. Я было испугалась: ну как жить? Только Константин более или менеезарабатывал, дочь не голодала, ну и мне перепадали крохи.

Значит, Николай решил, что Костя способен просодержать семью,и устранился из их жизни. Жене Шнеер ни разу не позвонил и не намекнул на то,что жив! Вам это кажется странным? А мне нет, очевидно, для такого человека,как Николай, долг перед Родиной оказался более сильным чувством, чем любовь ксемье. Ему пришлось выбирать между работой и личным счастьем. Нина слегкаглуповата, экзальтирована, болтлива, хранить тайну она не сможет, рано илипоздно проговорится, разболтает по секрету подружкам. Да и на похоронах вдовамогла начать себя странно вести и вызвать у окружающих ненужные подозрения.