— Ты знаешь, что я до смерти боюсь забеременеть. И все-таки взял меня! Зная, что я не пью отвар!

— Лучше я, чем другой.

— Надо было напугать меня сразу!

Зен посмотрел на меня так, как, бывало, смотрел раньше, во времена, когда нас тесно связывали узы ненависти и недоверия.

— Поздно спохватилась,  — мягко, тихо, но однозначно неодобрительно промолвил он.

— В смысле?

— Когда ты в самом деле боялась этого, то каменела от  моего прикосновения, даже самого невинного. Каменела и тогда, когда я смотрел на тебя. Вот тогда  ты боялась. До смерти боялась. Но не сейчас.

Произнеся это, желтоглазый преспокойно пошел к выходу из комнаты.

— Стоять!  — рявкнула я, и соскочила с кровати, на которой в беспорядке лежали вещи, в которых я искала смарагд.  — Как это я не боюсь? Да для меня беременность это крах, крах всего, шок, ужас!

Он не обернулся и не остановился. Мне пришлось обогнать Зена и преградить ему путь. Я требовательно посмотрела в его глаза; они имели прохладное, даже циничное выражение.  

— Ты сделала выбор,  — отчеканил он.  — Тогда, в Утхаде.

— Только потому что пила травки.

— Травки! Самой-то не смешно? Мнишь себя умной, но и самый дремучий мэнчи в Ниэраде знает, что после случки может появиться ребенок. Они для этого и придуманы, случки, пользования, ритуалы…  Тот же Тред никогда не трогал декоративок, которых покупал, потому что знает, что может получиться ребенок. Ни возраст, ни болезни, ни травки – это не защита. Защита, это когда ничего не происходит.

— Но…

— Самки животных и те к себе не подпускают самцов, когда не время для потомства, — отрезал он, и, обойдя меня, вышел.

Я осталась одна в комнате, расстроенная и раздосадованная.  Он прав: стопроцентных гарантий нет, залететь можно всегда, но… Нахмурившись, я отвернулась от двери и пошла к кровати, прибирать вещи.

Уборка  всегда мне помогала успокоиться, разобраться в мыслях, но не в этот раз.   В Ниэраде все было проще, понятнее, четче, а здесь мои ориентиры размылись, и размылись из-за Зена.

Уже к утру от головной боли и следа не осталось. Я хорошо выспалась и, когда Катли пригласила меня в сад позавтракать вместе с ней, решила проверить, как дела с ведунством, не пропали ли мои способности после  того что со мной сотворила Великая матерь.

Погода стояла ясная, но мы устроились в беседке, и яркое солнце нам не мешало, наоборот,  помогало –  демонстрировало окружающую красоту во всех красках.  Причем у нас была возможность любоваться не только на зелень, цветочки, птички и всяческие садовые причуды, но и на мужчин.

Их было несколько. Стоя  в отдалении,  на полянке, они разминались, подставляя солнцу свои безволосые торсы. Издалека это напоминало то что-то похожее на йогу, то какие-то гимнастические упражнения. Новоприобретенное острое зрение позволяло мне видеть все детали. 

— Нравится кто-то?  — спросила Катли.

Я  подавила ехидный смешок (длинноволосые тоненькие мальчики, похожие со спины на девочек, точно не в моем вкусе), и, притворившись смущенной, посмотрела на девушку.

Когда я первый раз увидела Катли, она была ярко накрашена и обмотана тяжелыми тряпками, которые здесь по недоразумению называют платьями.  Но в своем доме мэзе не нужно прикрывать платком волосы, носить вычурные наряды  и обвешиваться гремящими-блестящими аксессуарами, только, разве что, если надо принять гостей. Так, я могла видеть ее без всей этой мишуры, как и она меня.

В Мэзаве те же стандарты, что и в Ниэраде: мэза должна быть светловолосой и, в идеале, светлоглазой. Катли этим стандартам соответствует – она белокожая сероглазая блондинка, но, в отличие от матери, лицо у нее не миловидное. Как и у Зена, у Катли острые, резкие черты  – тот же узкий длинноватый нос, те же впалые скулы, те же углы  челюсти и подбородка… Но Зен со всем этим привлекателен,  а Катли – нет. Мне она даже чем-то напомнила длиннолицую Вандерию.

Если бы Зен встал рядом с Катли, сразу бы бросилось в глаза их сходство, несмотря на то, что у Зена шевелюра темно-русая, а Катли – светло-русая. 

— Не робей,  —   улыбнулась мне Катли.  — Если кто-то нравится, говори смело. Или тебе еще не надоел твой имперец?

Я снова прикинулась смущенной,  а сама мысленно добавила еще один пункт в список сходств двойняшек: зубы. Что у Зена, что у Катли зубы крупные, ровные и белые. 

— Он не имперец,  — возразила я.

— Но был им… Очень рослый мужчина, крупный. Странно, что он не был воином или всадником в Ниэраде.

Какая-то тень пробежала по лицу мэзы, после чего она улыбнулась мне снова и пододвинула ближе чашку с йогуртом, в который добавили мелко нарезанные фрукты.  Смарагд уютно устроился на моей груди,  так что контакт с кожей был. Решившись, я нырнула в мысли Катли через ее глаза и обнаружила, что все ее мысли заняты... Зеном.

Зен впервые появляется перед ней, эффектный, в черном, являя собой абсолютную угрозу. Катли испугана.

Зен идет за мной, сверля взглядом собственника. Недопустимо! Катли возмущена.

Зен  входит в дом вместе с волком. Дикость! Катли удивлена.

И снова по кругу эти три врезавшиеся в голову Катли картинки: Зен и я, Зен и волк, просто Зен…

Обомлев,  я вынырнула обратно и осушила разом стакан чая; чай был горячий, и я обожгла рот, однако проглотила все. Катли с подозрением на меня глянула,  и я невнятно (с обожжённым-то ртом!), ответила:

— Горячо…

— Так ты не торопись. Пить хочешь? Тебе, может, воды или молока принести? Или вина?

— Никакого вина!  — ответила я, и, оторвав от лепешки на тарелке кусок, торопливо сунула в рот, чтобы избежать разговора.

Прожевав хлеб, я с трудом его проглотила и начала есть йогурт; Катли же  стала намазывать на булочку подтаявшее масло. Дальше мы ели в тишине, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами.

Катли думает о Зене, Катли увлеклась собственным братом… Черт! Я-то надеялась по минимуму использовать свои способности! Ладно, я  избавлю ее от этого противоестественного желания, потом, как-нибудь. И буду надеяться, что не так уж много женщин обратят на Зена внимание… Хотя кого я обманываю?

Распорядительница явилась вечером, чтобы проверить, как я себя чувствую и  не трачу ли бестолково благодать. К тому времени мы с Зеном обсудили, что делать и как поступать, если вдруг у меня не получится пролезть в ее голову. Я помнила о том, как сложно и энергоемко было  управлять Вандерией,  и потому нервничала перед встречей; да еще и надо было притворяться одухотворенной (течной!) мэзой. 

Как только было покончено с официозом и раскланиваниями, я взялась за дело.  Сначала я лишь скользнула в ее мысли. Ситаре было дурно; она что-то не то съела с утра, и ее мутило. Ей хотелось как можно скорее разобраться со мной и вернуться домой.