Персефона позволила ему раздеть себя и прижималась к нему, пока они входили в воду, но отказывалась взглянуть на Аида. Он некоторое время молчал, пока, как ей показалось, тишина не стала для него невыносима.

– Ты нездорова, – произнес он. – Он… что он сделал с тобой?

Она не ответила, глаза ее были закрыты – она надеялась, что это поможет ей не расплакаться.

– Скажи мне, прошу.

Именно это «прошу» заставило ее открыть мокрые от слез глаза.

– Я знаю об Афродите, Аид. – При этих словах лицо его изменилось. Она никогда прежде не видела его таким потрясенным и терзаемым. – Я для тебя всего лишь игра.

Бог нахмурился:

– Я никогда не воспринимал тебя как игру.

– Контракт…

– Это не имеет никакого отношения к контракту, – прорычал он, отпустив ее.

Персефона с трудом встала в воде и выкрикнула:

– Еще как имеет! О боги, как же я была глупа! Я позволила себе думать, что ты хороший, даже несмотря на то что мне предстоит стать твоей узницей.

– Узницей? Так ты чувствуешь себя здесь узницей? Разве я так плохо относился к тебе?

– Добрый тюремщик – все равно тюремщик.

Лицо Аида потемнело.

– Если ты считаешь меня своим тюремным надзирателем, зачем ты спала со мной?

– Ты все предугадал. – Ее голос задрожал. – И ты был прав – я наслаждалась тем, что было, но теперь нужно двигаться дальше.

– Двигаться дальше? – Его голос прозвучал опасно высоко. – Так вот чего ты хочешь?

– Мы оба знаем, что так будет лучше.

– Я начинаю думать, что ты ничего не знаешь, – сказал он. – Что ты вообще не думаешь о себе.

Эти слова пронзили ее насквозь, словно лезвие меча.

– Да как ты смеешь…

– Смею что, Персефона? Говорить, что ты несешь чушь? Ты ведешь себя так, будто бессильна, но ты никогда не принимала за себя ни единого чертового решения. И сейчас ты позволишь твоей матери решать, с кем тебе спать?

– Хватит!

– Скажи мне, чего ты хочешь. – Он загнал ее в угол, заставив спиной прижаться к краю бассейна.

Персефона отвела взгляд и стиснула зубы так сильно, что у нее заныли челюсти.

– Скажи мне!

– Заняться с тобой сексом! – прорычала богиня и, оттолкнувшись от края, обвила ногами его талию. Она так страстно впилась в его губы, что обоим стало больно, но никто не прервал поцелуй. Вцепившись пальцами ему в волосы, она заставила его запрокинуть голову, чтобы поцеловать его в шею. Секунды спустя они оказались вне бассейна, на мраморной дорожке. Персефона толкнула Аида и оказалась сверху, глубоко погрузив его член в себя.

Грубые движения их тел и тяжелое дыхание заполнили купальни. Это было самое эротичное, что она когда-либо делала, и, двигаясь, она чувствовала внутри какой-то прилив – и он был никак не связан с пьянящими толчками тела Аида. Она не могла понять, что это, но нечто пробудилось у нее в венах и теперь вибрировало в них.

Аид сжал ее грудь, затем обхватил ее бедра и, приподнявшись, сел, обхватив губами ее сосок. Пронизывающие ощущения заставили Персефону издать грудной звук, и она прижалась к Аиду, двигаясь все быстрее и мощнее.

– Да, – выдавил сквозь зубы Аид и скомандовал: – Пользуйся мной. Сильнее, быстрее.

Это был единственный приказ, которому она готова была подчиниться.

Они достигли оргазма вместе, а потом Персефона встала, схватила одежду и направилась к выходу из купален. Аид, обнаженный, последовал за ней.

– Персефона! – крикнул он. Она продолжала идти, по пути натягивая на себя одежду. Аид выругался и наконец догнал ее, затянув в ближайшую к ним комнату – его тронный зал.

Она повернулась к нему и зло оттолкнула от себя. Он не сдвинулся ни на дюйм, вместо этого обхватив ее руками.

– Я хочу знать почему. – Персефона чувствовала, как что-то бурлит у нее в венах. Что-то разгорелось у нее в животе и теперь распространялось по телу, словно яд, пока Аид молчал. – Я была легкой целью? Ты заглянул в мою душу и увидел кого-то, отчаянно желавшего любви и поклонения? Ты выбрал меня, потому что знал – я не смогу выполнить условия твоего контракта?

– Все было не так.

Бог слишком спокоен.

– Тогда скажи мне, как было! – процедила она.

– Да, у нас с Афродитой есть контракт, но сделка, которую я заключил с тобой, не имеет к нему никакого отношения. – Она скрестила руки на груди, уже готовая ему возразить, когда он добавил: – Я предложил тебе условия, основываясь на том, что увидел у тебя в душе, – женщину, упрятанную в клетку собственным разумом.

Персефона бросила на него гневный взгляд.

– Это ты назвала наш контракт невыполнимым, – сказал он. – Но ты могущественна, Персефона.

– Не смей насмехаться надо мной. – Ее голос задрожал.

– Я никогда не насмехался над тобой.

Ее воротило от искренности в его голосе.

– Лжец.

Глаза Аида потемнели.

– Меня много в чем можно упрекнуть, но только не во лжи.

– Тогда ты не лжец, а признавшийся в своем грехе предатель.

– Я всего лишь дал тебе ответы, – произнес он. – Я помог тебе призвать твою силу, но ты так и не воспользовалась ею. Я указал тебе путь, как выйти из-под влияния твоей матери, но ты не пошла по нему.

– Каким образом? – сердито спросила она. – Что ты сделал, чтобы помочь мне?

– Я преклонился пред тобой! – заорал он. – Я дал тебе то, чего тебя лишила мать, – тех, кто почитает тебя!

Персефона на мгновение замерла и умолкла, ошарашенная.

– Ты хочешь сказать, что подвел меня к контракту, хотя мог просто сказать, что мне нужны почитатели, чтобы обрести силы?

– Дело не в силах, Персефона! Дело никогда не было в магии, иллюзии или чарах. Все дело в уверенности. В том, чтобы поверить в себя!

– Ты все выворачиваешь, Аид…

– Разве? – рявкнул он. – Скажи-ка, если бы ты знала, что бы ты сделала? Заявила о своем божественном происхождении всему миру, чтобы обрести паству, а вместе с ней и силы? – Она знала ответ, как и он. – Нет, ты никогда не была способна решить, чего хочешь, потому что ценишь счастье своей матери выше своего собственного!

– До тебя у меня была свобода, Аид.

– Ты думаешь, что до меня была свободна? – переспросил он. – Ты всего лишь поменяла стеклянные стены на другую тюрьму, когда приехала в Новые Афины.

– Давай, продолжай рассказывать мне, какая я жалкая, – огрызнулась Персефона.

– Это не то, что я…

– Разве? – перебила она его. – Позволь тогда я скажу, что еще делает меня жалкой: я влюбилась в тебя. – У нее защипало глаза от слез. Аид сделал шаг к ней, но она выставила руку вперед: – Не смей!