на чердаке дома остались какие-то книги – и находит среди них древний, как он считал, список «Слова о полку Игореве». С этой находкой он возвращается в Рыбинск, и почти сразу к нему является в очередной раз Золин. Чтобы отвязаться от него, Угаров рассказывает ему о своей поездке в Полому, а в придачу, видимо, сообщает какие-то сведения, как можно найти Самойлина. Силой забрав у Старика список «Слова о полку Игореве», а потом отдав список своему подручному, Золин едет в Кострому, чтобы найти Самойлина. И исчезает, несколько дней не появляется ни дома, ни на работе. Я тоже отправляюсь в Кострому, взяв с собой фотографию Золина. Первое, что сделал там, обратился в местный морг – нет ли у них трупа человека, похожего на Золина? И мое предположение оказалось верным – сотрудники морга сразу опознали в Золине человека, доставленного к ним без документов, со смертельным пулевым ранением. Его тело нашли на одной из костромских улиц, убит он был точным револьверным выстрелом в сердце. Произошло это ночью того дня, когда он приехал в Кострому. Вряд ли ночное убийство, произведенное с такой профессиональной точностью, было случайным. Рассудив так, я связался с местной милицией, но все попытки выяснить обстоятельства убийства оказались безуспешными. В ярославском спецархиве сохранились баллистические данные на револьвер, принадлежавший сотруднику НКВД Сырцову и исчезнувший после его гибели. Как показала экспертиза, Золин был убит именно из этого револьвера! Есть все основания предполагать, что убил его Самойлин, которого Золину каким-то образом удалось найти в Костроме. Сотрудники костромской милиции продолжают его поиски, но у меня сложилось впечатление, так просто им Самойлина не обнаружить, это очень умный и хитрый человек, способный на все. Наверное, его можно было бы отыскать через дочь Глотовых, с которой он, видимо, был в связи. Но через два года после ее переезда из Поломы в Кострому она погибла при довольно-таки темных обстоятельствах – задохнулась газом в собственной квартире. Возможно, ее смерть – тоже дело рук Самойлина, почувствовавшего, что связь с этой женщиной опасна для него и может привести к его разоблачению. Наверняка Угаров сообщил Золину какие-то очень важные сведения о Самойлине, может, какую-то его особую примету. Но теперь ни Золина, ни Угарова в живых нет, и след к Самойлину оборвался. А вместе с тем потерялись и надежды когда-нибудь отыскать сокровища Мусина-Пушкина, если, конечно, за столько лет от них что-нибудь осталось. Можно предположить, Самойлин давно их распродал. Другое дело – древние рукописи из графской коллекции: Самойлин не настолько глуп, чтобы пытаться продать их здесь, в России. Другое дело, если он уже нашел или найдет иностранного покупателя. После убийства Золина, когда опасность разоблачения резко возросла, он может пойти на самое неожиданное решение, чтобы оказаться в безопасности. Таким образом, возможно, мы еще услышим или о нем, или об остатках графской коллекции, которые он попытается реализовать за границей… Печально, что все так закончилось. Остается успокаивать себя, что и тот, второй, список «Слова о полку Игореве», виденный Угаровым в тайнике Мусина-Пушкина, тоже поддельный, изготовленный тем же купцом Бардиным…

Весь рассказ Марка мы выслушали, не задав ему ни одного вопроса, не вставив ни единой реплики. Но тут Марку резко возразил Окладин:

– Вы ошибаетесь. Судя по всему, второй список, большого формата, подлинный, Бардин не имеет к нему никакого отношения.

– Интересно, на каком основании вы сделали такой категоричный вывод?

Марка моментально поддержал Пташников:

– И вообще, Михаил Николаевич, я должен заметить, что вы очень странно себя ведете: постоянно говорите какими-то намеками, что-то скрываете от нас, – раздраженно заметил краевед. – Может, сегодня вы все-таки объясните свое загадочное поведение?

И тут неожиданно историк сказал краеведу:

– Спасибо, Иван Алексеевич, что в ходе нашего расследования истории «Слова о полку Игореве» вы так страстно защищали это произведение от нападок скептиков, подвергающих сомнению его подлинность. Я должен извиниться перед вами, что долго изображал одного из них. Впрочем, вы в том сами виноваты – так скоропалительно причислили меня к ним; мне просто ничего не оставалось, как играть эту роль до конца. Кажется, я выложил все возражения скептиков, и настал момент заявить следующее: я никогда не сомневался в подлинности «Слова о полку Игореве», гениальное не может быть поддельным!

Пташников был так удивлен, что не нашелся, что сказать. Не меньше краеведа был удивлен и я – роль скептика, который подвергает сомнению каждое доказательство подлинности «Слова», Окладин сыграл очень убедительно.

Но еще большее изумление вызвало у нас следующее заявление историка:

– Кроме того, я не могу сомневаться в подлинности «Слова о полку Игореве» еще по той причине, что разговаривал с человеком, который своими глазами видел древний список «Слова» в селе Полома Костромской области, то есть он видел тот самый список, который был в коллекции Мусина-Пушкина.

Голос Пташникова дрожал от возбуждения:

– Ради бога! Кто этот человек? Как он оказался в Поломе? Почему вы уверены, что речь идет о списке из графской коллекции?

– Я познакомился с Михаилом Тимофеевичем Сокольниковым в доме отдыха под Москвой. Узнав, что я из Ярославля, где нашли «Слово о полку Игореве», он рассказал мне историю, случившуюся с ним еще в юности. Когда я изложил ее Лидии Сергеевне Строевой, она попросила меня связаться с ним, чтобы он всю эту историю записал собственноручно, с подробностями. Однако на свое письмо я очень долго не получал ответа. Оказалось, Михаил Тимофеевич был очень серьезно болен, но недавно все-таки нашел в себе силы и ответил мне. Само письмо вчера я отдал Лидии Сергеевне, а вам с некоторыми сокращениями зачитаю его копию…

Окладин вынул из кармана пиджака несколько страниц машинописного текста. Ниже я привожу письмо в том виде, в котором мы услышали его от историка:

– «В октябре 1945 года в составе рабочего батальона я прибыл в Костромскую область на лесозаготовки, на постой остановился на окраине села Полома. В свободное время, с детских лет знакомый с церковной литературой, читал все подряд, что находил в сундуках и за образами у своей хозяйки и соседей. Так я познакомился со стариком Глотовым. Узнав, что я свободно читаю Библию на славянском языке, он похвастал:

– А у меня есть книга интересная, лет шестьсот ей. И “Слово о полку Игореве” в ней есть.

Когда я попросил ее почитать, старик заявил:

– То книга не для таких грешников, как вы, безбожники. То – святое писание, а не про любовь. Поймешь ли ты што в ней?

Я заверил старика, что еще в детстве