– А вы не принимайте в монашеское звание тех,кто жизни не изведал и себя не познал. Есть ведь у человека и другие путиспасения кроме иноческого служения. И путей этих бессчетное множество. Этотолько простаку мнится, что монашество – самая прямая дорога к Господу, но вБожьем мире прямая линия не всегда наикратчайшая. Хочу вновь настоятельновоззвать к вашему высокопреподобию: не увлекайтесь чрезмерно строгостью.Христова церковь должна не страх, любовь внушать. А то, глядя на дела наших церковников,хочется из Гоголя повторить: “Грустно от того, что в добре нет добра”.

Отец Виталий выслушал наставление, упрямонаклонив голову.

– А я вашему преосвященству на это не словамисветского сочинителя, а речением благочестивого старца Зосимы Верховскогоотвечу: “Если не будем со святыми, то будем с диаволами; третьего места ведьнет для нас”. Господь производит отсев человеков – кому спастись, комупогибнуть. Выбор этот суровый, страшный, как тут без строгости?

Полина Андреевна знала, что покойногооптинского старца Зосиму Верховского владыка почитает особенным образом, такчто архимандритово возражение попало в цель.

Митрофаний молчал. Прочие монахи смотрели нанего, ждали. Внезапно госпоже Лисицыной сделалось не по себе: она одна былаздесь в мирском наряде, единственным светлым пятном среди черных ряс. Словнокакая синица или канарейка, по ошибке залетевшая в стаю воронов.

Нет, сказала себе Полина Андреевна, я той жепороды. И не вороны они вовсе, они о важном говорят, обо всем человечествепекутся.

Так что скажет настоятелю Митрофаний?

– Католичество допускает еще и чистилище,потому что людей совсем хороших и совсем плохих мало, – медленно проговорилепископ. – Чистилище, конечно, нужно понимать в смысле духовном – как местоочищения от налипшей грязи. Наша же православная вера чистилища не признаёт. Ядолго думал, отчего такая непреклонность, и надумал. Не от строгости это, а отеще большего милосердия. Ведь вовсе черных, неотмываемых грешников не бывает,во всяком, даже самом закоренелом злодее живой огонек теплится. И нашправославный ад, в отличие от католического, ни у кого, даже у Иуды, надежды неотнимает. Думается мне, что адские муки у нас не навечно задуманы. Православныйад то же чистилище и есть, потому что всякой грешной душе там свой срокотведен. Не может быть, чтобы Господь в Своем милосердии душу вечно, безпрощения карал. Зачем тогда и муки, если не в очищение?

Ново-араратские отцы переглянулись, ничего наэто суждение не сказали, а Полина Андреевна покачала головой. Ей было известно,что, говоря о религии, владыка частенько высказывает мысли, которые могут бытьсочтены вольнодумными и даже еретическими. Меж своими ладно, нестрашно. Ноперед этими начетниками? Ведь донесут, накляузничают.

А Митрофаний свою нотацию не закончил.

– И еще попеняю вашему высокопреподобию.Слышал я, что очень уж вы угождаете земным властителям, когда они вас навещают.Рассказывали мне, что в прошлый год, когда к вам великих княжон на богомольепривозили, вы будто бы к каждой святыне ковровую дорожку уложили и хор вашперед приезжими целый концерт затеял. Это перед девочками-то малолетними! Азачем вы к генерал-губернатору самолично ездили синеозерскую дачу святить идаже чудотворную икону с собой возили?

– Ради богоугодного дела! – горячо воскликнулВиталий. – Ведь телом-то на земле живем и по земле ступаем! За то, что я ихимператорским высочествам угодил, монастырю от дворцового ведомства вПетербурге участок под церковь подворскую пожалован. А генерал-губернатор вблагодарность колокол бронзовый пятисотпудовый прислал. Это ж не мне,многогрешному Виталию, это церкви надобно!

– Ох, боюсь я, что нашей церкви за лобызание сземной властью придется дорогую цену заплатить, – вздохнул епископ. – И,возможно, в не столь отдаленном времени… Ну да ладно, – неожиданно улыбнулся онпосле короткой паузы. – Только приехал и сразу браниться – тоже не оченьпо-доброму выходит. Хотел бы я, отец Виталий, знаменитый ваш остров осмотреть.Давно мечтаю.

Архимандрит почтительно наклонил голову.

– Я уж и то удивлялся, чем прогневал вашепреосвященство, отчего Арарат никогда посещением не удостоите. Если б заранееизвестить изволили, и встречу бы достойную приготовил. А так что же – невзыщите.

– Это ничего, я парадности не любитель, –благодушно сказал архиерей, сделав вид, что не заметил в словах настоятеляскрытого упрека. – Хочу увидеть всё, как бывает в обыденности. Вот прямо сейчаси начну.

– А оттрапезничать? – встревожился отецкеларь. – Рыбки нашей синеозерской, пирогов, солений, меда-пряничков?

– Благодарствуйте, доктора не велят. –Митрофаний постучал себя по левой половине груди и поднялся. – Отвары пью,кашицы скучные вкушаю, тем и сыт.

– Что ж, готов сопровождать куда велите, –поднялся и Виталий, а за ним остальные. – Карета запряжена.

Владыка ласково молвил:

– Мне ведомо, сколько у вашеговысокопреподобия забот. Не тратьте время на пустое чинопочитание, мне это нелестно, да и вам не в удовольствие.

– Так я отряжу с вашим преосвященством отцаСилуана или отца Триадия. Нельзя ж вовсе без провожатого.

– Не нужно и их. Я ведь к вам не с инспекцией,как вы, должно быть, подумали. Давно желал и даже мечтал побывать у васпопросту, как обычный паломник. Бесхитростно, безо всяких начальственных видов.

Голос у владыки и в самом деле былбесхитростный, но Виталий насупился еще пуще – не поверил в Митрофаниевуискренность. Верно, решил, что епископ хочет осмотреть монастырские владениябез подсказчиков и соглядатаев. И правильно решил.

Только теперь преосвященный глянул на ПолинуАндреевну.

– Вот госпожа… Лисицына со мной поедет, давняямоя знакомица. Не откажите, Полина Андреевна, составить компанию старику. – Икак поглядит в упор из-под густых бровей – Лисицына сразу с места вскочила. –Поговорим о прежних днях, расскажете о своем житье-бытье, сравним нашивпечатления от святой обители.

Нехорошим это было сказано тоном – во всякомслучае, так помнилось Полине Андреевне.

– Хорошо, отче, – пролепетала она, опустивглаза. Настоятель уставился на нее с тяжелым подозрением во взоре. Недоброусмехнувшись, поинтересовался:

– Что крокодил, матушка, боле не мучает?Лисицына смолчала, только голову еще ниже опустила.