них не нужно будет отвечать вслух. Мы посмотрим на реакцию.

Тут я, конечно, совсем растерялся:

– Это непохоже на хороший план…

– О, – улыбнулся Мару. – Я не называл его хорошим.

– Не знаю, что по вашей части, – парировал Виктор, – но мои вопросы юридически вполне себе.

Он деловито отсалютовал стаканом. Мару безмятежно рассмеялся.

– И почему мне всегда казалось, что ты экономист? – перевел я растерянный взгляд на Виктора.

– Потому что я экономист. По второму образованию.

Ольга так выразительно фыркнула, будто по первому он убивал людей.

Я опустил глаза, чтобы не выдать себя. Ведь они по-прежнему думали, что искры украдены, а жизнь Минотавра под угрозой, но все равно так просто, так честно вели себя, что сквозь морок изнурительных выходных меня пробрало чувство вины.

– Нам дадут документы, – наконец вступила Ольга. – Займись ими. Найди хоть что-нибудь.

Я не сразу понял, к кому она обратилась. Но пауза, затягиваясь, становилась все однозначнее. С привычным постоянством игнорируя окружающих, Ариадна читала что-то на планшете.

– Это тебя, – коснулся я ее плеча.

Ариадна посмотрела на меня, потом на Ольгу.

– Что-нибудь – это что?

Мару откашлялся:

– Мы все должны отдавать себе отчет: это показной акт миротворчества. Рассекречивая спустя столько лет «Эгиду», госпожа-старший-председатель хочет дать понять, что им нечего скрывать. Но мы знаем, что это не так. А они знают, что мы знаем. На проекте что-то произошло. Нужно выяснить, что́ Минотавр вообще делал там, из-за чего они поругались с Обержином и почему он передумал. Мы же знаем – Минотавр не умеет передумывать.

– Считаешь, у них есть рычаг давления? – спросил я.

– Не знаю, – вздохнул Мару. – Но мне очень не нравится, как ведут себя Фиц с Элизой. Очевидно, что они вовлечены во что-то небезопасное. Это сказывается на их душевном здоровье.

Я вспомнил ночь. Изможденные бледные лица. И что случилось, когда я перегнул. Забери офелий, писал Минотавр кому-то. Жду среды, пообещали ему. Чем бы ни закончилась встреча с Мерит Кречет, я должен был рассказать Мару хотя бы об этом.

– Что насчет того, кто стоит за покушением? – Ариадна наконец-то отдала мне мой планшет. – Мы допускаем, что это кто-то из «Эгиды», как оказалось с Пройссом?

– Вам подготовили досье на всех членов команды. Изучите их тоже.

– Мы ничего не сможем вынести оттуда?

– Нет. Но встреча будет длиться столько, сколько вам понадобится. Миш. – Я вздрогнул. Мару ободряюще улыбнулся: – Знаю, ты не любишь делать это на людях, но по возможности используй уджат.

Я бездумно кивнул и затупил в соглашении о неразглашении. Части перетекали в пункты, пункты в подпункты, подпункты в сноски, сноски в ссылки. Это был многоступенчатый спуск в бюрократический ад.

– Чего тут изучать? – тихо цыкнула Ольга. – Кречет – единственный участник обоих составов. Крестная ребенка Пройсса. Дольше всех работала с искрой.

– Ну-ну, – мягко не согласился Мару. – Предвзятость – форма близорукости, мы не можем себе ее позволить. Изучите всех до единого. И вообще всё, до чего получится дотянуться. Хорошо, Оль? Ариадна?

– Хорошо, – откликнулась та.

Я расписывался под нагромождениями определений на тему конфиденциальной информации и каскадами разъяснений, как, кому и почему ее не стоило разглашать, и, на самом деле, очень завидовал ей. Ариадна не ощущала пропасти, лежащей между ними и нами. Она не считала, что молчанием мы лгали.

– Минотавр в стабильном состоянии, – неожиданно продолжила Ольга. – Молодец, что спросил, Миш.

Я замер, поднял взгляд.

– Оль, – поспешил вклиниться Мару.

– Что, Оль?! – вздыбилась она. – Они шлялись два дня не пойми где! А мы перед ними расшаркиваемся так, будто в этом нет ничего подозрительного! Посмотри, как она одета! Они явно с кем-то встречались!

– Уверен, они обязательно все расскажут, как только будут готовы.

– У нас, по-твоему, есть время ждать?!

Они замолчали. Я остро почувствовал, что этот разговор начался задолго до нашего появления.

– Мы… – Я снова посмотрел в планшет. – Можно я доделаю?.. Не могу одновременно…

– Мы были в Эс-Эйте, – сказала Ариадна. – На пресс-конференции, посвященной смерти Обержинов. Она проходила вместо благотворительных торгов Охры-Дей. Поэтому мы так одеты. Можешь проверить в интернете.

Ольга дернула плечом. Сцилла справилась быстрее интернета.

– Я знаю про эту конференцию. Вы-то что на ней забыли?

Я украдкой оглядел лица напротив. Ольга дымилась, Виктор ждал. Мару не сводил с Ариадны обеспокоенного взгляда.

– Я посчитала нужным узнать, кто претендует на место Яна Обержина в наблюдательном совете.

Ух ты, подумал я, услышав об этом впервые. Сцилла смолчала. Похоже, я недооценивал умение Ариадны скрывать правду за правдой.

– И? – лаконично уточнил Виктор.

– Ты закончил? – спросила Ариадна у меня.

Я вздохнул, отдал Виктору планшет на проверку.

– Помнишь, – повернулся к Мару, – в пятницу мы встречались с Кристой?

Тот кивнул. Я потянулся за кофе, давая себе крохотную паузу на собраться.

– В общем. У мамы Кристы… ну, моей контрфункции, если вдруг вы не… в общем, у нее опухоль в мозгу. Нужна операция. В пятницу, когда мы встречались, я попросил Кристу обратиться к отцу, он занимает какую-то высокую должность в Эс-Эйте. Вчера мы снова встретились. Как раз на конференции. Короче, отец ей помог. Только вот оказалось, что он не только занимает какую-то там должность, но еще и претендует на место Обержина в наблюдательном совете. Я не понял, как у него это получилось, походя или все-таки он как-то тоже связан с «Эгидой», но… Он смог включить маму в проект, на место Охры-Дей. Ей даже назначили операцию. На следующую… то есть на эту уже, выходит, неделю…

– Оу, – единственным ответил Мару.

Ариадна продолжила:

– У Аделины Верлибр эпендимома головного мозга. Полагаю, речь о необходимости полного иссечения. Охре-Дей тоже недавно делали операцию на мозге, по официальному заявлению, удаляли аневризму. Полагаю, это не так. Полагаю, «Эгида» – некий церебральный имплант, который был вживлен Охре-Дей в рамках проекта Обержина. Вероятно, ее внезапная смерть как контрольного образца теперь не позволяет предоставить наблюдательным советам полные данные о результатах. Нужен новый образец, новая динамика для контроля. Вероятно, им – или одним из – станет Аделина. Готовые результаты исследований мозга – из-за эпендимомы – позволят включить ее в программу так, будто она всегда была в ней. Что касается Романа Гёте…

– …так зовут отца Кристы. – Я вдавил пупырышек с подписью «латте» на крышке стаканчика.

– Он не ученый, а операционный директор по персоналу. Но он может быть вовлечен в проект, если тот требует отбора узкоспециализированных кадров или иных человеческих ресурсов.

Я вздохнул, продавливая «гляссе», поднял взгляд:

– В общем… насколько сильно это отклоняет нас от плана? То, что мне очень важно, чтобы с мамой Кристы все было хорошо?

– Ну… – озадаченно откликнулся Мару. Помолчал. Снова начал. – Если им для операции не нужна искра, которой сейчас нет ни у нас, ни у них, полагаю… нинасколько?

Виктор задумчиво покачал головой. Затем, куда увереннее, кивнул. И только Ольга продолжала смотреть на меня так, будто речь шла о моей личной суперсмертельной опухоли.

– Ты встречался с контрфункцией два раза за