Но когда мне удается тайком вытащить бумажку из кармана и рассмотреть ее под стойкой свидетельского места, чтобы люди в зале думали, будто я просто уставился в колени, передо мной оказывается предсказание из китайского печенья.

Гнев начинается с глупости и заканчивается сожалением.

Интересно, зачем он его сохранил. Может, предсказание оказалось созвучным ему. Или он перечитывал его время от времени в качестве предупреждения.

А может, просто сунул в карман и забыл.

Или оно напоминало ему обо мне.

– Эдвард, – говорит Джо, – расскажи нам про свое детство с отцом.

– Я думал, что у меня самый крутой папа в мире, – признаюсь я. – Вы должны понимать, что я был тихоней, умником. Бо́льшую часть времени я проводил, уткнувшись в книгу. Я страдал от аллергии почти на всю природу. Был мишенью для хулиганов.

Боковым зрением я чувствую на себе любопытный взгляд Кары. В ее памяти живет совсем другой старший брат. С точки зрения маленького ребенка, даже зануда выглядит крутым, потому что учится в старшей школе, водит побитую машину и покупает лакричные конфеты.

– Когда отец вернулся из леса, он в один миг проснулся знаменитым. На меня тоже обрушилась популярность в школе только благодаря тому, что я его сын.

– А как насчет ваших отношений с отцом? Вы были близки?

– Отец проводил много времени вне дома, – дипломатично говорю я, и мне в голову приходит фраза «О покойниках плохо не говорят». – Помимо поездки в Квебек, где он жил в стае диких волков, после возвращения домой и появления стай в Редмонде отец часто оставался ночевать там в трейлере, а иногда и в вольерах. Дело в том, что Каре намного больше нравилось сопровождать отца, чем мне, поэтому она проводила больше времени в тематическом парке, а я оставался с матерью.

– Ты обижался на отца за то, что он проводил с тобой мало времени?

– Да, – прямо отвечаю я. – Я помню, как завидовал выращенным им волкам, потому что они знали его лучше, чем я. И еще я помню, что ревновал к отцу сестру, потому что она, казалось, говорила на его языке.

Кара опускает голову, волосы падают ей на лицо.

– Ты ненавидел отца, Эдвард?

– Нет. Я не понимал его, но не ненавидел.

– Как ты думаешь, он тебя ненавидел?

– Нет. – Я качаю головой. – Скорее я вызывал у него недоумение. Думаю, он ожидал, что дети будут естественным образом разделять его интересы. Честно говоря, он с трудом мог поддерживать разговор с людьми, не увлекающимися теми же вещами, что и он.

– Что случилось, когда тебе было восемнадцать лет?

– Мы с отцом… поспорили, – говорю я. – Дело в том, что я гей. Я признался матери, и она посоветовала отправиться к отцу и рассказать ему. Он тогда был в своем трейлере в тематическом парке.

– Разговор прошел не очень хорошо?

Я колеблюсь, пробираясь сквозь минное поле воспоминаний.

– Можно и так сказать.

– Так что же произошло?

– Я ушел из дома.

– Куда ты направился?

– В Таиланд, – отвечаю я. – Там я преподавал английский и путешествовал по стране.

– И как долго ты там пробыл?

– Шесть… лет.

В промежутке между двумя словами мой голос срывается.

– Во время отсутствия ты поддерживал связь с семьей? – спрашивает Джо.

– Поначалу нет. Я хотел полностью разорвать отношения, мне это было необходимо. Но потом я связался с матерью. – Я встречаюсь с ней взглядом и пытаюсь без слов попросить прощения за то, что заставил ее пройти через ад, за долгие месяцы молчания. – С отцом я не пытался связаться.

– При каких обстоятельствах ты вернулся из Таиланда?

– Мне позвонила мать и сказала, что отец попал в серьезную аварию и Кара тоже пострадала.

– Что ты почувствовал, когда услышал об аварии?

– Я изрядно перепугался. Понимаете, на самом деле не имеет значения, насколько давно ты с кем-то не виделся. Он все равно останется твоей семьей. – Я поднимаю взгляд. – Я вылетел в Штаты первым же самолетом.

– Расскажи суду о первой встрече с отцом в больнице.

Вопрос Джо возвращает меня в недавнее прошлое. Я стою в изножье кровати отца и смотрю на путаницу трубок и проводов, змеями выползающих из-под больничной пижамы. Голова отца перевязана, но ударом в живот для меня становится крошечное пятнышко крови. Оно на шее, как раз над кадыком. Скорее всего, его приняли за щетину или царапину. Но на фоне общей чистоты, когда заботливые медсестры уже тщательно смыли с отца все следы аварии, от крошечного напоминания у меня подкашиваются колени.

– Отец был крупным человеком, – тихо говорю я, – но лицом к лицу он казался еще больше, чем был на самом деле. Одна только бьющая энергия добавляла ему пару дюймов. Он всегда не шел куда-то, а бежал. Он не ел, а поглощал еду. Бывают люди, живущие на грани человеческих пределов. Мой отец был одним из них. – Я плотнее запахиваю отцовскую куртку. – Но тот человек на больничной койке… он оказался мне незнаком.

– Ты говорил с лечащим нейрохирургом? – спрашивает Джо.

– Да. Доктор Сент-Клэр приходил в палату и рассказал о взятых анализах и экстренной операции, которую провели, чтобы уменьшить давление на мозг. Он объяснил, что, хотя опухоль спала, травма ствола мозга очень тяжелая и никакая дальнейшая операция не сможет ее устранить.

– Как часто ты навещал отца в больнице?

Я колеблюсь, обдумывая, как сказать, что сидел там постоянно, за исключением короткого периода, когда судебный запрет не позволял появляться в палате.

– Я старался навещать его каждый день.

Джо поворачивается ко мне:

– Эдвард, вы с отцом когда-нибудь говорили о его пожеланиях на случай потери дееспособности?

– Да, – отвечаю я. – Один раз.

– Расскажите суду.

– Когда мне было пятнадцать, отец решил отправиться в леса Квебека и пожить с дикими волками. Никто раньше не пробовал ничего подобного. Биологи отследили коридоры миграции волков вдоль реки Святого Лаврентия, и он решил попытаться найти стаю, а затем влиться в нее. В начале своей карьеры он сумел войти в доверие к нескольким содержащимся в неволе стаям, и, по его мнению, этот план был естественным продолжением. Но он также означал, что отец проведет зиму в Канаде один, без крова и еды.

– Твой отец беспокоился о своей жизни?

– Нет. Он просто делал то, что считал нужным. Волки действительно стали его призванием. Но мама смотрела на его план по-другому. Она считала, что отец бросает ее на произвол судьбы с двумя детьми, и была уверена, что он погибнет в лесу. Что его желание безответственно и безумно, что он одумается и решит остаться дома, с семьей… Только он поступил по-своему.