– Доктор, у меня к вам еще один вопрос. Я не очень разбираюсь в медицинских терминах, которые вы сегодня использовали, поэтому хочу перейти к сути дела. Если бы мистер Уоррен был вашим братом, что бы вы сделали?

Нейрохирург медленно опускается на стул, отворачивается от судьи и смотрит на Кару страдальческим и почти нежным взглядом.

– Я бы попрощался, – отвечает доктор Сент-Клэр, – и отпустил его.

Люк

Обратную дорогу к людям я искал шесть или семь дней. Бо́льшую часть времени я плакал, переживая потерю волчьей семьи. Я знал, что они выживут без меня. Но не был уверен, что то же самое можно сказать обо мне.

Не надо забывать, что я не видел своего лица уже два года, если не считать случайного мутного отражения в воде. Спутанные в нечаянные дреды волосы доходили до середины спины. У меня отросла густая борода. Лицо покрывали заживающие царапины, полученные в играх с волками. Уже несколько месяцев я не мылся полностью. Я похудел почти на шестьдесят фунтов, и запястья веточками торчали из манжет комбинезона. Уверен, я выглядел как существо из худших кошмаров любого человека.

Шоссе я услышал задолго до того, как увидел, и только тогда понял, насколько обострились мои чувства, – я ощущал запах разогретого на солнце асфальта за много миль до того, как деревья поредели и передо мной поднялась насыпь дороги. Выйдя на яркий солнечный свет, я прищурился: проезжавший мимо трактор с прицепом так оглушительно шумел, что я едва не упал, отшатнувшись от его рева. Сопровождавший его порыв горячего ветра сдул волосы с моего грязного лица.

Подойдя к ограждению, я дотронулся до рабицы, и холодная сталь, словно решетка, впечаталась в мою ладонь. Ее прикосновение так сильно отличалось от всего, чего я долгое время касался, что на мгновение я замер, просто впитывая силу и чистые линии металла. Я перебрался через нее, ловко перепрыгнув через верхний край и бесшумно соскочив на землю: эти навыки я оттачивал два года. От звука голосов каждый волосок на затылке встал дыбом, и я мгновенно пригнулся. Я старался подходить с подветренной стороны, чтобы люди не знали о моем приближении.

Это оказалась группа девочек-скаутов, или как там их называют в Канаде. Они устроили пикник на площадке отдыха рядом с дорогой, пока вместительный автобус спал в тени парковки, подобно неуклюжему зверю.

Я чувствовал себя неуверенно, дико, слишком на виду. Вокруг не было укрытия деревьев; не было никого готового сражаться рядом со мной, если понадобится. Я слышал высокий, надрывный гул машин, проносящихся по дороге, и каждый раз он казался мне пулей, пролетающей слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности. Смех девочек оглушал, и мне пришлось закрыть уши ладонями.

Оглядываясь назад, я могу себе представить сцену их глазами: только что они весело дурачились, и вдруг за столом для пикника сидит нескладное, оборванное и вонючее чудовище. Некоторые девочки закричали, одна побежала к автобусу. Я попытался их успокоить, но инстинкт велел мне пригнуться и наклонить голову. Потом я вспомнил, что у меня есть голос.

Которым я не пользовался уже два года, разве что выл и рычал.

Изо рта вылетал ржавый, тонкий скрип. Таких звуков я не помнил.

И мне было больно их издавать. Больно собирать этот звук на кончике языка в слово. Пока я заикался и давился слогами, подбежал водитель автобуса.

– Я уже вызвал полицию, – пригрозил он, держа меня на расстоянии гигантским фонариком, как подручным оружием.

Вот тут-то ко мне и вернулся дар речи.

– Помогите, – выдавил я.

На самом деле появление полиции стало скрытым благословением. Поначалу мне с трудом удалось убедить их, что у меня есть удостоверение личности, хотя в нагрудном кармане потрепанного комбинезона лежали водительские права, с которыми я уходил в лес два года назад. Я уверен, что по виду полицейские приняли меня за бездомного бродягу, укравшего у какого-то парня бумажник. Только когда они позвонили Джорджи и она разрыдалась на другом конце провода, мне наконец поверили и позволили принять душ в раздевалке участка. Полицейские дали мне форменную футболку и спортивные штаны. Купили гамбургер из «Макдоналдса».

Я проглотил его за пять секунд. Следующий час меня тошнило в туалете.

Начальник полиции принес мне воды и соленый крекер. Он хотел знать, что – черт возьми! – может заставить человека жить со стаей волков. Особенно его интересовало, как мне удалось не оказаться их ужином. Чем больше мы разговаривали, тем быстрее уходил скрежет из моего голоса, и слова, поначалу витавшие призраками под нёбом, начали мягко скатываться с языка твердыми и осязаемыми каплями.

Он извинился за то, что мне придется спать в камере предварительного заключения на жесткой койке. Но для меня это была первая кровать за два года, и я никак не мог удобно на ней устроиться. Стены надвигались на меня, хотя полицейские оставили дверь камеры незапертой. Все вокруг пропахло чернилами, тонером и пылью.

Когда в участок впустили Джорджи, всю ночь проведшую за рулем, чтобы добраться до меня, я крепко спал на полу камеры. Но, как любое дикое животное, я полностью проснулся еще до того, как ее нога переступила порог. Я знал, кто входит в камеру, потому что меня окатило цунами из запахов шампуня и духов задолго до того, как я увидел жену.

– Господи! – прошептала она. – Люк?

И бросилась ко мне.

Я думаю, что причина именно в этом – инстинкт взял верх и отключил разумную часть сознания. Но в любом случае, когда Джорджи бросилась ко мне, я поступил так же, как и любой волк в подобной ситуации.

Я настороженно от нее отпрянул.

До конца моей жизни, какой бы долгой она ни была, я буду помнить погасший свет в ее глазах, словно пламя свечи, задутое порывом ветра.

Эдвард

Пока на свидетельском месте меня приводят к присяге, я сую руку в карман отцовской куртки и нащупываю крошечный клочок бумаги. Мне не хочется привлекать внимание, вытаскивать его и рассматривать, особенно у всех на виду, но меня снедает любопытство. Что там, записка? Список продуктов, написанный почерком отца? Почтовое уведомление? Квитанция из прачечной? В голове на миг проносится образ сотрудника химчистки, удивляющегося, почему никто не забрал брюки Люка Уоррена в прошлый понедельник, как и договаривались. Я раздумываю, как долго они будут хранить у себя одежду, попытаются ли позвонить отцу и попросить его забрать вещи или отдадут их на