это грандиозное великолепие, раскрывая рот от изумления. Саркофаги шли один за другим и терялись где-то в бесконечной дали. Внутри каждого медленно, как кисель, колыхалась какая-то биомасса, похожая на тягучую субстанцию, и цвет имела всё тот же зеленоватый, что и лучи его сканировавшие, и свечение над озером, и силовое поле, отбросившее Губу в пещере палеолита. Похоже, этот спектральный цвет был в природе тапробанцев основным, и уже от него, как от основного, в спектре шли оттенки остальных полутонов.

Семён ближе подошёл к одной из капсул, и даже склонился, пытаясь разглядеть в этой биомассе что-то похожее на эктоплазму в замороженном состоянии…

И от неожиданности отшатнулся.

То, что он увидел, заставило замереть сердце, едва не получив дозу электрического разряда.

Теперь он увидел всё, что требовалось. Круг замкнулся. Цикл его эпопеи в триасе закончился.

…Под прозрачной крышкой саркофага, в вязкой биомассе, плавал замороженный аватар…

ЛЁТЧИКА.

Того Игоря, который преследует их во всех геологических эпохах планеты и истории Земли.

Это был лётчик номер шесть.

********

Больше здесь Семёну делать было нечего.

Уже через минуту он окружился восемью концентрическими кругами и, складываясь один в один, впитали его в себя, растворили в себе одежду, ружьё, фотоаппарат и, разложив его тело на нейтроны, стали уносить прочь из этой реальности, которая на самом деле была виртуальной. Последнее, что он ощутил своим сознанием в мезонном облаке триаса, был дружелюбный голос искусственного Интеллекта матрицы:

- Прощай, чужестранец. Как у вас на Земле говорят – счастливого пути! Айрон передаёт тебе привет.

И голос Евы исчез.

Исчезла и сама виртуальность. Исчезла имитация форпоста и триасового периода.

Исчезло пространство.

Исчез и Семён.

Всё сложилось в молекулярную точку и поглотилось вакуумом. Точка сингулярности вспыхнула и пропала.

Иное измерение перестало существовать.

Вместе с Семёном в его мир отправился и аватар шестого лётчика.

…Их ждал Байкал.

Глава 12: 1979-й год. Шестой летчик

********

Четыре дня Саша бродил по тайге, спал в мешке, удил рыбу, стрелял в уток – и всё один. Ему ночами мерещились призраки, и он не высыпался, отваживаясь вздремнуть в кустах при ярко светящем солнце. Патроны берёг, хоть Семён и оставил ему большую часть: рыбы было много, и на случай встречи с очередным медведем он держал своё ружьё подле себя. Прежде всего, Саша не хотел покидать территорию у брода реки, наивно полагая, что червоточина вернёт его друга назад, как и в прошлые разы их перемещений. Погода стояла на удивление тёплая и тихая, будто и не было никаких локальных перемещений пространств. Саша разводил костёр, дремал и охотился днём, а ночью, дрожа от страха, лёжа в мешке, сжимал винтовку и всматривался в темноту тайги.

И недаром…

Однажды ночью, надо полагать, на второй день исчезновения его друга, Саше вдруг показалось, что он слышит внутри себя какой-то настойчивый голос, называющий его «ястребом души моей», зовущий к себе, и требующий задавать какие-то вопросы. Паренёк помнил о рассказе Семёна и его выстрелах по ночным кустам, когда, по его словам, там колыхался дымчатый силуэт фантомного призрака. Неужели теперь Гроссмейстер посетил и его, Сашу? Голос затем пропал, но он не сомкнул глаз, ни той ночью, ни позже две последующие.

Днём он снова видел пролетавший вдалеке вертолёт, стрелял из ружья, только зря растратил два патрона: винтовая машина, заложив вираж, пролетела в сотне метров от него и, поскольку Саша всё ещё находился под куполом – его попросту не увидели. Была ли это по-прежнему спасательная команда, или же вертолёт был почтовым, Саша так и не узнал. Прошло два с половиной месяца, как на Большой земле с ними потеряли связь, и Саша справедливо полагал, что поиски их постепенно свелись к нулю. Байкальская тайга не может бесконечно держать в себе тайну исчезновения: если в течение месяца-двух их не обнаружили, значит «дело дрянь». Их уже нет в живых.

Костёр потрескивал, и Саша печально смотрел в огонь.

Голос после той ночи не возвращался, но молодой путешественник был наготове, ожидая любого подвоха каждую минуту, проведённую в темноте. Днём было легче. Днём было не так страшно. А вот ночь – чужая, жуткая, безысходная, неподвластная его контролю – была страшна.

Очередной раз, поднявшись и бросив несколько веток в костёр, он снова начал залезать в мешок, как внезапно прислушался к чему-то. В следующий момент волосы на его голове встали дыбом, воздух завибрировал, а тело превратилось, словно в дребезжащий камертон. В глазах потемнело, и мир вокруг стал вращаться подобно детскому калейдоскопу с разноцветной мозаикой. Восемь концентрических кругов один за другим опустились последовательно на него из пустоты, пространство в радиусе двадцати метров «раскрылось», и к нему, едва ли не в объятия вывалился…

Семён.

Собственной персоной.

На редкость здоровым духом и невредимым телом.

Тут же свалилось ниоткуда и ружьё, а вместе с ним какой-то сгусток неведомой субстанции, похожей на домашний кисель, который сейчас же пропитался в землю и исчез бесследно. Байкальская почва приняла его в себя и поглотила без остатка. Подобно тому, как совсем недавно Николай Губа вынырнул из тоннеля червоточины перед носом разъярённого медведя, теперь и Семён чуть не свалился в руки Саши, крича от радости и зовя его по имени.

- Сашка! Чёрт окаянный. Жи-во-ой!

Оба, столкнувшись и кувыркнувшись по земле, схватили друг друга за плечи, и принялись терзать одежду, обнимаясь и чуть не душа себя в порыве радости. Саша что-то кричал, Семён тискал его, прижимал, вертел в разные стороны, и оба смеялись от счастья.

Выбросив в пространство очередного «пассажира», круги в обратной последовательности сложились друг в друга, всосались в тоннель и, свернувшись подобно восьмёрке Мёбиуса, исчезли вместе с «кротовой норой» в ином измерении. Со стороны это выглядело как некий символ Уробороса – змеи, пожирающей свой хвост – символ бесконечности: так бы это определил Василий Михайлович, окажись он сейчас здесь у места происшедшего.

- Сёма… - причитал Саша, давясь от эмоций. – Сёма! Как же это? – и сам не замечал, что в точности повторяет те же слова, какие выкрикивал накануне его переброски в чужие дали Антимира. – Сёма! Живой!

Друзья встретились. Они так и не заметили перемены в окружающем воздухе.

…А между тем тело шестого лётчика исчезло бесследно.

********

После Сашиного рассказа о своих блужданиях по тайге и голосе Гроссмейстера внутри себя, они,