Халифата. Ей почему-то казалось, что они будут неизбежно похожи на Мадину или пару других городов Острова, где ей приходилось бывать. А в этих городах старая Сицилия неизменно прорастала через мишуру Аль-Джазира. И она привыкла к строгим линиями улиц, как правило, узких, изгибам арок, колоннадам и портикам, к мощёным мостовым и нависавшим над головами ровным балконам. Да, всё это кое-как замазали сверху эстетикой Даулят-аль-Канун – вывесками на арабском, рекламой халяльных ресторанов, воткнули там и тут мечети и минареты, убрали кресты, но всё это было наносным, и Замиль постоянно это ощущала. Даже в Агридженто, где ей доводилось побывать, контуры ровных, с песчаными стенами, домов сохраняли тот облик, который придала этой земле Италия и Европа, и новые хозяева жизни просто не могли его искоренить. А оказывается, город может быть и совсем другим.

На этой улице практически не было тротуара. Их остановка находилась на краю проезжей части, мимо тёк нескончаемый поток машин, а дальше – такой же длинный ряд машин, но уже припаркованных. Между ними пробирались редкие пешеходы, а за ними ослепительно сияли в полуденном солнце огромные коробки из стекла и матового металла. Хотя явно были выбраны цвета, наименее отражающие свет, Замиль кривилась от рези в глазах. Между коробками она видела панельное здание песочного цвета, за которым опять блестели полукруглые стеклянные башенки. Над одной из них высился экран, по которому бежала зелёная вязь – передавалось какое-то сообщение. Глянув на другую сторону улицы, она увидела широкий стеклянный вход и плечистую фигуру охранника за прозрачным экраном. «Банк «Рибат» – гласила вывеска на фусха и французском.

– А сейчас нам куда? – растерянно спросила Джайда, и Замиль только помотала головой.

Потом полезла в сумочку и вытащила оттуда потрёпанную карту из ламинированной бумаги, развернула её, чувствуя полную беспомощность. Если бы хотя бы был её наладонник, по которому можно проложить маршрут!

Увы, Салах отобрал его ещё когда они покидали Марсалу, взамен же снабдил её вот этой дурацкой простыней, по которой так сложно было ориентироваться.

– Сюда, – сказала она почти наугад и потянула Джайду за собой.

Улица тянулась перед ними, залитая обжигающим жаром, разогретая, словно жаровня, и Замиль чувствовала, как спину щекочут струйки пота. Девушки шли вдвоём мимо отделения банка, на котором мигала реклама мобильной связи, мимо какого-то офиса не пойми кого, и она поражалась, а где же люди? Ведь это же центр огромного города! В Мадине, по крайней мере, в её центре, никогда не прекращалась суета, даже раскалённый полдень лишь немного её гасил, но не убирал целиком. Сновали туда и сюда курьеры, моряки шагали своей широкой походкой к порту или от него, люди сидели в тени кофеен и чайхан, судача о чём-то…

А здесь почти никого. Только поток машин по проспекту, и люди, быстро выпрыгивающие из припаркованного автомобиля и добегающие до очередного офиса. Они прошли не менее километра, свернули на другой проспект, такой же, но увидели всего трёх или четырёх человек в одежде работяг, которые либо пробирались вдоль линии автомобилей, либо ожидали автобуса на ещё одной увиденной ими остановке.

– Мне здесь не нравится, Замиль, – проговорила запыхавшаяся Джайда, и она только ещё раз помотала головой. Ей тоже не нравилось увиденное, но и разжигало интерес. Значит города Халифата могут быть и такими.

Найдя возле входа в очередное деловое здание, из которого, как из открытой конфорки, лился жар, небольшой отрез тени, Замиль остановилась и вновь достала свою карту.

– Сейчас разберёмся, – сказала она больше себе, чем Джайде, пытаясь подавить нараставшее отчаяние.

Если она чувствует себя такой беспомощной и потерянной тут, что же будет, когда переберётся на другой конец моря. На что похожи города там?

Оказалось, что Сус многолик. Проблуждав почти час по запруженным машинами и при этом почти безлюдным улицам делового квартала, они, повернув, вдруг вышли на улицу, застроенную пяти-семиэтажными домами со стенами песочного или кремового цвета. И разом автомобильное безумие проспектов осталось у них за спиной и появились люди. В чахлой тени изнывающих от жары пальм тут и там стояли столики, на первых этажах домов начали мелькать совсем другие вывески. «Кебаб по-кайруански», «чайная Le Kif», «охлаждённые соки». За столиками сидели люди, большей частью мужчины, в широких штанах и просторных джеббах. Машины проезжали туда и сюда, но их стало гораздо меньше, зато появились велосипеды, педали которых крутили, как правило, темнокожие юнцы.

Здесь Сус внезапно оказался довольно похожим на магрибские кварталы Мадины или Агридженто, и Замиль потихоньку начала приходить в себя после увиденного.

– Куда теперь? – Джайда жалась к ней как испуганный ребёнок с тех пор, как они сели в автобус. – Я устала, Замиль. Может, сядем вон там и выпьем холодного сока?

– Ещё чуть-чуть, – Замиль и сама порядком выдохлась, но ощущала в себе странное упорство, – дальше, если идти прямо, должен быть парк. Отдохнём там, в тени.

До парка оказалось дольше, чем она рассчитывала, и пока они шли, Замиль несмотря на всю её усталость продолжала стрелять глазами по сторонам. Нет, даже здесь Сус отличался от жилых кварталов Мадины. Как минимум, было чище. И чище, чем в той дыре в Хергле, где они остановились, меньше граффити на стенах. Совсем не было европейских лиц, и она иногда ёжилась, осознавая, что её собственная внешность бросается в глаза. Большинство встреченных ими были магрибцы, и она, к некоторому своему удивлению, видела, что нравы здесь, видимо, менее строгие, чем она ожидала. Да, некоторые женщины прикрывали лица никабами, но только некоторые, другие же были одеты в знакомые ей широкие платья тунисского покроя и ограничивались хиджабами. Они, как и мужчины, шагали по тротуарам, которые стали, наконец, как-то обозначены, хотя знакомой ей старой кладки не появилось, останавливались, чтобы купить мороженное или охлаждённый сок, разговаривали по наладонникам. Замиль обратила внимание, что у многих из них были украшения вроде браслетов на запястьях. Конечно, такое не было запрещено хадисами, но особо рьяные махдисты кривились на это, и не в каждом районе Мадины можно было так показаться. Проходя под одним окном, она вздрогнула – из-за занавесок доносилась музыка, и эта музыка была не на арабском в любой из его разновидностей. Она вслушалась: «Si