— Сладко, моя хорошая?

Ива застонала, то ли соглашаясь, то ли сопротивляясь из последних сил. В следующую секунду стройный мотив был нарушен диссонансом слишком ярких и сильных нот. От них сделалось горячо и больно. Она изогнулась, заплакала от переполняющих ее чувств.

— Уже все, все… Не бойся… Тихо, тихо…

Ксандор целовал ее лицо, собирая слезы израненными губами. Наверное, ему тоже больно от этой соленой влаги.

— Они не были любовниками, — сказал он, немного удивленно. — О, моя родная девочка…

Остановился, давая ей время прийти в себя, а потом продолжил наигрывать мелодию, перейдя от анданте к адажио — медленнее и бережнее. Но постепенно темп ее менялся, Ива и сама уже нетерпеливо требовала аллегро, дыхание ее сбивалось, будто она пробежала без остановки несколько километров, а в какой-то момент она и вовсе перестала дышать, замерев на вдохе. Она боялась упустить кульминацию музыкальной пьесы, которую они с Ксандором исполняли своими телами. И вот точно смычок прошелся по натянутым струнам: Иву сотрясала дрожь. Набрав воздуха в горящие огнем легкие, она закричала.

Прозвучало напоследок еще несколько легких нот. Ива очнулась вся в поту. Холод растворился и оставил ее навсегда, унося с собой болезнь.

Ксандор вытер ее разгоряченное тело, укутал в покрывало, лег рядом и привлек к себе.

— Все хорошо. Я люблю тебя. А теперь отдыхай.

Он покрыл ее лицо нежными поцелуями, а потом гладил ее ладошку, пока Ива не погрузилась в целительный сон.

Как понять, что магия оставила тебя?

Ведь это не рука, не нога, чье отсутствие сразу стало бы заметно. Не осязание и не зрение… Ива лежала, закрыв глаза, и прислушивалась к себе. Что изменилось? Что оставило ее навсегда? Магия всегда была как воздух — неощутима и столь же привычна. Но что если воздух исчезнет?

Ксандор поцеловал ее обнаженное плечо.

— У тебя ресницы дрожат.

Его губы коснулись глаз и лба.

— Жар спал. Ты поправляешься! Приготовлю тебе взвара.

В голосе Ксандора явно слышаось облегчение, но Иве едва ли стало легче. Она чувствовала себя предательницей. Хуже всего было то, что вчерашняя ночь оказалась упоительна. Получается, она купила себе жизнь и свободу ценой жизни тех, кого любила? Тех, кого считала семьей? Теперь Тензи тщетно станет звать на помощь, она не сможет докричаться до Ивы.

Ива натянула покрывало на голову и разрыдалась. В таком состоянии и застал ее Ксандор, вернувшийся с чашкой горячего напитка. Ничего не стал говорить, лег рядом и обнял, прижал к себе, терпеливо ожидая, пока горькие слезы Ивы иссякнут.

— Ты помнишь о моем обещании?

Ива неуверенно кивнула: события ночи были словно подернуты дымкой.

— Я сказал, что не сдамся. Сейчас ты немного придешь в себя, и мы пойдем к Робу и Лаванде, чтобы подумать над тем, как вернуться домой!

— Но Роб сказал, что выхода нет…

— Он не знал всего, что теперь знаем мы! Он ничего не знал о фениксах, о том, как работает магия. Никогда нельзя сдаваться!

Ива подняла лицо и пытливо вгляделась в глаза Ксандора: «Не обнадеживает ли он меня напрасно?»

— Я честен с тобой, — Ксан угадал сомнения Ивы.

— Я верю тебе.

Ива потянулась к его разбитым губам, на которых запеклась коркой кровь. Поцеловала очень осторожно, боясь причинить боль.

— Здорово он тебя…

Ксандор попытался усмехнуться, но скривился — из трещины на губе выступила капелька крови.

— Думаю, он сделал мне одолжение. Роб знает меня, как никто другой.

Ива поразмыслила над его словами.

— Хочешь сказать, ты рад тому, что он тебя поколотил?

— Еще как!

Ива только головой покачала: вот и поди пойми этих мужчин!

А потом вдруг поняла, что ужасно, неимоверно голодна! Аппетит вернулся, когда отступила болезнь.

На пороге дома Роба и Лаванды они появились спустя час. Ива посвежела и взбодрилась, ей не терпелось начать разговор. Вчетвером они обязательно что-нибудь придумают.

Ива поднималась на крыльцо, когда поняла, что больше не ощущает запаха лаванды, к которому успела привыкнуть. Приостановилась, прижав ладонь к груди: ужас на мгновение захлестнул сердце. Так вот как это бывает... Руки и ноги при ней, а магия исчезла.

— Ива? — Ксандор придержал ее за талию, помогая не потерять равновесие. — Наверное, мы рано вышли. Ты еще слаба.

— Нет… Все хорошо, Ксан. Просто я поняла, что больше не смогу вернуться в Алый дом…

Ксандор обнял, положил подбородок на ее затылок.

— Разве не такая судьба ждет всех алых жриц? Рано или поздно ты бы все равно покинула его.

— Но куда же я пойду?

— О Ива! Ты серьезно? — воскликнул Ксандор, искренне негодуя. — Куда?!

Но договорить им не дали. Роб, услышав голоса, широко отворил дверь. Его взгляд задержался на Иве.

— Я рад, что ты поправилась, — сказал он осторожно, не добавив больше ничего: все и так поняли, что одновременно он сожалеет о потерянной магии.

Лаванда готовила похлебку. В котелке над очагом побулькивала вода, поднимался густой мясной дух. Лаванда срезала кожуру с незнакомых оранжевых корнеплодов и, порезав кубиками, бросала в котел.

— Я помогу.

Ива села рядом, в четыре руки дело стало продвигаться быстрее. Вот только пока в маленькой гостиной не было произнесено ни слова. Девушки молчали, переглядываясь — ждали, когда кто-то из братьев заговорит первым. Они были готовы и к тому, что разговора не выйдет. Ксандор и Роб застыли посреди комнаты, и Лаванда отложила нож, собираясь, если понадобится, разнимать братьев.

— Никогда не думал, что мой свирепый старший брат научится играть на свирели. Помню, ты подшучивал надо мной, когда я терзал струны лютни.

— Терзал — правильное слово, — сумрачно ответил Роб, но все же не сумел сдержать улыбки, а потом ударил Ксандора кулаком в плечо — теперь без прежней злости, так, для острастки. — Или, возможно, я завидовал тому, что ты оказался смелее меня…

На лице Ксандора, покрытом ссадинами и синяками, появилось счастливое выражение: «Старший брат похвалил меня!»

Ива склонилась над корнеплодами, кусая губы, чтобы не рассмеяться.

— Как ты? — прошептала Лаванда.

— Держусь.

— Ты молодчина. Все наладится. Я так рада, что теперь мы вместе. Я тебе все здесь покажу, всему научу…

— Лаванда, — прервала ее Ива. — Еще не все потеряно!

— Что ты хочешь сказать?

— Ксандор все объяснит!