Юный бог толкнул обелиск, раскачивая, рывком поднял на плечо. Тяжело ступая, дошел до берега реки и резким броском отправил вниз. Тяжелый валун легко пробил ледяной панцирь и без всплеска ушел в черную глубину.

– Вот и все, – отер ладонь о ладонь великий Орей. – Могучей Макоши здесь больше не поклоняются.

* * *

– До сих пор не представляю, как он смог сие сотворить?! – потерла виски великая Макошь. – Все было тихо, покойно, никаких намеков. И вдруг – бац! Под Смоленском, в самой гуще славянских лесов, целая армия скифов! Бац! И город уже под покровительством Орея! И почему никто не помог Световиду? Не вступился за дядюшку?

Несмотря на тяжелое парадное темное платье с бобровой оторочкой, хозяйка Вологды выглядела очень усталой, а вовсе не властной.

Впрочем, большая семья сварожичей, срочно созванная ею для совета, тоже выглядела не особо торжественно. Кто явился на приглашение в вытертой и окровавленной охотничьей одежде, кто-то в засмоленной рабочей, кто-то в ратной кожаной кирасе, кто-то в домашнем уютном покрывале. В общем, к совещанию родственники особо не готовились.

– Световид о помощи и не просил, – ответила юная голубоглазая Девана, Перунова дочка, жена Святибора, быстроногая охотница. – Город свой старик пожалел и смертных. Решил без крови, по-родственному с Ореем сговориться. Так получилось по беседе, Смоленск остался молодому сварожичу.

Девана вместо плаща носила на плечах медвежью шкуру, возле ног стоял колчан. Девушка положила локти на стол, опустила сверху голову, словно устала и собиралась заснуть.

– Они так сговорились, что Орей со скифами уже к Вязьме подступают! – хлопнула ладонью по столу великая Макошь. – Вязьма, великие! Один переход до Гжати, верховья Волги! Вы понимаете?! Если его не остановить, он уже по весне сможет просто вниз по течению на плотах сюда скатиться и в Вологду войти! Славянский волок захватить! Он и так уже на трех путях, получается, сел: на двинском, что к янтарному берегу ведет, на степном, днепровском, и на волжском. Куда хочет, туда и плывет! Если сегодня мы его не остановим, к осени он нас безо всех земель средних оставит! Токмо кусочек Заволочья при нас сохранится! Посему призываю вас, родичи, умоляю и приказываю: дайте воинов, выступайте в поход! В Вязьме зеркало имеется, доберемся быстро. Встретить успеем. Но у моего сына четыре сотни отборных воинов! Мне одной с такой силищей не совладать. Надобно всем разом, всем родом славянским навалиться!

– Помнится, тетушка, два года тому ты повелела сыну своему жениться на уродливой скифской наследнице Ящере, – все с той же ленцой, не поднимая головы, припомнила Девана. – Ради ратного союза со степняками и победных совместных войн. Однако Орей прямо у алтаря от брака отказался, и ты его прилюдно прокляла за ослушание родительской воле. Потом его истукан украли, мы сие тоже помним. Но вот что странно, тетушка… В Смоленск Орей не один прибыл, а с молодой женой. И имя ей, ты не поверишь, Ящера! И войско могучее при нем скифское. И сказывает он, что предала ты интересы корня Сварогова и от того надобно с тобой войну начинать.

– Он не просто говорит, Девана, он уже возле Вязьмы и вот-вот захватит город! – повысила голос хозяйка Вологды.

– Но коли сын твой на Ящере, тетушка, женат, выходит, что волю твою он исполняет? – невозмутимо продолжила охотница. – И коли рати при нем скифские, выходит, что и союз действует? Так вот сдается мне, тетушка, – девушка наконец-то выпрямилась, – что план твой со змееногой Табити составленный, не порушен, а крепок и действует. Но о сем ты никому сказывать отчего-то не хочешь. Может быть, потому, что мы все в нем лишние? Сдается мне, тетушка, что на битву великую с твоим сыном вы нас сзываете, чтобы истребить там всех под корень да и забыть как звали. Я охотница, тетушка, и знаю, что такое ловушки. И я не такая дура, чтобы совать голову в капкан. – Богиня-охотница встала из-за стола. – Ноги моей не будет больше в этом доме, мужа своего не пущу и ни единого смертного из Шудаяка и окрестных земель для твоего похода не дам. И всем остальным не советую. Хорошего дня, тетушка… – Голубоглазая Девана с улыбкой поклонилась и вышла из пиршественной палаты.

– И то верно, – поднялся могучий седобородый Дый, бог Чердыня. – Странно все это. Это же твой сын, сестра! Так поговори с ним! Зачем войны затевать?

Властитель Чердыня тоже вышел. И тоже, похоже, никаких воинов выделять не намеревался.

– А еще сказывают, сестра, – негромко, но достаточно зычно пропела крупнотелая Триглава, закутанная в кроличью накидку, – что юный Орей сказывает о вражде к тебе одной. Ко всем прочим богам он обид не питает. Зачем же ты хочешь проливать нашу кровь? Ваша с сыном размолвка есть ваше собственное дело, семейное. Сядьте рядком да поговорите ладком. Все и умирится…

Гости вставали и выходили один за другим, бросая на прощание несколько ободряющих и не очень слов, и вскоре всемогущая Макошь осталась за столом всего лишь с несколькими самыми верными союзниками и друзьями: Перуном, Похвистом, Ситивратом и несколькими младшими сварожичами.

– А еще храбрый Один сманил с собою самых опытных и ярых бойцов, – вздохнул Перун. – Те, что остались, больше на лавке сидеть любят, нежели за ворогом гоняться. Из молодых иные в шайки сбиваются и к нему, Одину, в его Скандию-Навию уплывают. За славой. – Бог молний вздохнул и подвел итог: – Я так мыслю, полсотни ратников наскрести все же можно, коли стражи лишней не оставлять.

От этих слов богиня успеха и богатства схватилась за голову и чуть не завыла от полного бессилия.

– Мне кажется, я знаю, как поправить положение, – послышался тихий, даже испуганный голосок.

– Кто? Ты?! – Могучая Макошь опустила руки. – Ты-то что можешь изменить, великий Матвей?!

Самого тихого и незаметного из призванных кречетом сварожичей привечали в вологодском дворце скорее из вежливости. Великий, один из избранных, один из потомков. Умеющий общаться с огнем и вещами. Попав в этот мир, паренек почти сразу отправился в подмастерья к премудрому Сварогу и никому особо не докучал. Равно как пользы от него никакой не замечалось.

– Как ты можешь все исправить? Чем?

Русый паренек зачем-то потрепал себе волосы и спросил:

– У вас у всех есть с собой ножи? Достаньте их, пожалуйста, и положите на стол лезвиями вверх.

Боги переглянулись и послушались. На толстый дубовый стол опустились три железных ножа, три кремниевых, один бронзовый и один железный топор – похоже, таким образом великий Перун соизволил пошутить.

Паренек положил на стол длинный узкий сверток из рыхлой мешковины, развернул, взял в руки длинную железную полосу с легким коричневым оттенком и прошел от младших сварожичей к старшим, раз за разом небрежно взмахивая своею полосой. И каждый такой взмах разрубал тот или иной нож пополам, а каменные лезвия разбивал в мелкие обломки.

Топор Матвей рубанул трижды, оставив на лезвии три зарубки в два пальца глубиной, а четвертым ударом отсек топорище чуть ниже обуха.