— Хельга, я буду рада ошибиться в своих подозрениях. Эрих мне тоже симпатичен, но, согласись, всё складывается не в нашу пользу.

— Я ему доверяю, — упрямо повторила та.

— Что ж, — пфальцграфиня подвинула фибулу подруге, — тогда возьми её на хранение в свой дом.

— И возьму, — графиня закладывала брошь в кошель. — Знаешь, даже если бы она была краденая, я бы её всё равно взяла, потому что об этом попросил мой друг, которому нужно помочь.

— Да ты влюблена в него! — От озвученной догадки Наташа едва не поперхнулась. — Хельга!..

— Что ты такое говоришь, Вэлэри? — серьёзно произнесла она, хмурясь. — Он мой друг. Надеюсь, и твой тоже,

Девушка улыбнулась:

— Я этому буду только рада, и пусть мои сомнения через два дня развеются.

Она, подперев голову рукой, продолжала неподвижно сидеть за столом даже после того, как графиня, поцеловав её в щёку, ушла взглянуть на привезённые с ярмарки товары. Несмотря на то, что всю ночь проспала в повозке, усталость сковала мышцы. Настроение ухудшилось. Посоветоваться было не с кем. Герр Корбл? Он тоже отзывался об Эрихе хорошо. Только она одна не понимала, почему щемит сердце, стоит ей подумать о своём бесправии и беззащитности. Не хотелось быть нагло использованной мужчиной и вернуться в поместье без золота, которым можно было оплатить большую часть долга. И это в лучшем случае. В худшем, есть вероятность оказаться с перерезанным горлом в сточной канаве. Отгоняя яркую кровавую картинку, качнула головой. Хельга разорится тоже. Но у неё есть дом, который она продаст, лишившись средств на его содержание. Вернётся в поместье к мужу и встретит старость там. У Наташи же останутся только увеличивающиеся долги. Такой вариант развития событий её не устраивает. Значит, нужен не просто чёткий план действий в непредвиденной ситуации, но и следует возможно максимально просчитать ходы противника, проанализировав их. Как в шахматной партии, где игроками будет она и нотар.

В приоткрывшуюся дверь показалась детская головёнка и, задержав взор на девушке, Гензель с порога выпалил:

— Вчера от меня сбежал Куно. — Его губы задрожали и сложились в страдальческую гримасу.

— Идём ко мне. — Усадила его на колени, прижимая к себе, целуя в макушку и гладя по вихрастой голове. Пора стричь. Не заказать ли изготовление небольших ножниц Руди? Где он их сделает? Теперь он не кузнец. Вздохнула: — Ты ел? — Не дожидаясь ответа, подвинула кувшин с молоком и блюдо с пирожками. — И где ты его потерял?

— Во дворе.

— Там же четыре ёлки и два куста!

— Он прыгнул на ограду и удрал. Теперь он потеряется.

— Он обязательно вернётся. — Вытирала со щеки мальчишки горючую слезу. — Проголодается и вернётся. Кто даст ему вкусный кусок свежей корейки и сладкого молока? К тому же ему тоже нужны друзья, такие же хвостатые и пушистые, как он. У тебя есть Фиона, Руди, я, Хельга, а у него только ты. Ему этого мало.

— Думаете, вернётся? — Повеселел пастушок. — Я положу в его миску большой кусок мяса.

— Обязательно вернётся. Ты с Фионой приехал?

— Да. И с Руди. Они в каморе на чердаке.

— Я знаю. Фиона будет лечить Яробора. Пойдём к ним. Возьми ещё пирожков.

Их шаги гулко звучали в пустом коридоре. Скоро он наполнится шумом постояльцев, суетой слуг, запахами трапезы.

Гензель, задрав голову и перестав жевать, остановился, указывая пальцем на длинную плотную паутину, свисающую с потолочной балки. Его рот, набитый едой, приоткрылся.

Направляемая воздушным потоком, она грациозно и плавно колыхалась, гипнотизируя.

— Непорядок. — Наташа вспомнила, как смеялись женщины, сметая немногочисленные ловушки пауков с балок и потолка. — Беги в подсобку, принеси метлу с длинным черенком, а я пройдусь, гляну, может, есть ещё.

Шла, по направлению к обеденному залу, внимательно осматривая потолок. Недостаточность освещения затрудняла задачу.

Запыхавшийся пастушок притащил метёлку с торчащими во все стороны прутьями.

— Молодец, — похвалила его за оперативность. — Кажется, паутины больше нет.

Снять её оказалось не так-то просто. Тяжёлое средневековое «чудо техники» с кривой рукоятью норовило нырнуть в сторону, промахиваясь от цели. Руки, вытянутые вверх, быстро устали.

— Да чтоб тебя!.. — смеялась пфальцграфиня, промахнувшись в очередной раз.

— Надо позвать Руди. Он достанет, — посоветовал развеселившийся пацан, бегая вокруг хозяйки.

— Обойдёмся. Ещё немного и мы её поймаем. — Наконец, захватив хвост паутины, метла поплыла вбок.

— Может, стоит кого позвать из прислуги?

От звука голоса за спиной, Наташа, вздрогнув, резко обернулась. Метёлка, от рывка изменив направление и выскочив из рук, с глухим шлепком опустилась на мужское плечо. Съехав по предплечью, хлопнулась о пол, подняв облачко пыли.

Девушка, ахнув, чихнула в ладошку.

Следом послышался детский чих. Гензель, смешно морщась, во все глаза смотрел на недовольного высокого хорошо одетого господина, приглаживающего выбившиеся из низкого хвоста волосы.

— Уже не надо. — Пфальцграфиня косилась на прилипшую к рукаву кафтана паутину.

Гость, криво усмехнувшись, двумя пальцами снимал ловчую паучью сеть с дорогой ворсистой ткани одеяния.

— Чёрт! — бросив попытку, он брезгливо принялся оттирать прилипшее паутинное волокно. — Здесь нет прислуги? Почему этим занимаетесь вы?

— Ваше сиятельство, — Наташа присела в приветственном реверансе и, достав из кармана платок, присоединилась к процедуре чистки, пряча глаза, — простите, пожалуйста, что так вышло. — Душил прорывающийся смех. Огреть всеми уважаемого пфальцграфа поганой метлой, да ещё при свидетелях!.. Гензель не преминёт рассказать об этом Фионе и Руди.

Витолд, видя искрящиеся смехом глаза женщины, нахмурился:

— Фрейлейн Ольес…

На послышавшееся позади шарканье они обернулись.

Гензель, держа метлу за рукоять, тащил её по коридору.

Девушка, не выдержав, сдержанно улыбнулась:

— Вам нужна госпожа графиня? Вы можете найти её со стороны чёрного входа в дом. — Там разгружались телеги с товаром. — Если нужен господин нотар…

— Нет, мне нужны вы!

От решительного возгласа мужчины у Наташи ёкнуло сердце. Многообещающий смысл сказанного увёл мысли в заведомо ложном направлении. В его голосе слышались едва уловимые нотки того голоса — снова вызвав ненужные болезненные воспоминания, — который хотелось забыть. Замерев и затаив дыхание, она вопросительно уставилась на визитёра. От его изучающего прямого взора почувствовала себя неуютно. Как при первых раскатах грома надвигающейся грозы хотелось забиться в тёмный угол, зажать уши ладонями и крепко зажмуриться. Вспомнив, что прислуге не положено обладать смелым прямым взглядом, потупилась, сминая платок в руке, притворно пряча замешательство, терпеливо ожидая пояснения.