Когда Пейдж увидела свое интервью по телевизору, онаосталась еще больше недовольна собой — его так отредактировали, что можно былоподумать, будто она говорила совсем не то, что сказала на самом деле. Крометого, на экране телевизора она выглядела слишком уж патетичной. Ну что ж, еслилюди узнают, какую боль причинила Лора Хатчинсон всем им, наверняка это поможетнаказать ее по справедливости, в особенности в отношении катастрофы вЛа-Джолле. Несчастный случай, в котором пострадала Алисон, не может бытьдостоверным свидетельством, так как Лора Хатчинсон не была проверена на месте насодержание алкоголя в крови, но, во всяком случае, это говорило о модели ееповедения в целом. Поэтому-то Пейдж и согласилась дать интервью, хотя теперь ижалела об этом.

Это ничего не изменило для Алисон, но все-таки Пейдж былопочему-то легче от сознания того, что женщина, которая причинила им такое зло,теперь в руках правосудия. Суд должен был состояться в начале сентября.

Тригви с детьми отбыл на озеро Тахо первого августа, и Пейджобещала присоединиться к ним с Энди в середине месяца. Брэд уехал в Европу соСтефани, и пришлось поместить Энди в городской лагерь — его некуда было деть.Тригви предлагал взять Энди с ними на Тахо, но тот, как ни соблазнительно былоэто предложение, решил все-таки остаться с матерью. Он еще не восстановил душевноеравновесие после инцидента с родителями и не мог представить себе, как онпроведет несколько ночей вне дома. Ему до сих пор снились кошмары про Алисон.

Со времени несчастного случая прошло четыре месяца. Давноони миновали страшную отметку трех месяцев, а в состоянии Алисон не былоперемен. Пейдж почти смирилась с этим, хотя страстно мечтала о том, что Алисонеще очнется и снова будет прежней, сколько бы ни пришлось потратить на этовремени и сил. Она была готова на все, чтобы вернуть ее к жизни. Но постепенноПейдж начинала понимать, что теперь уже ничего не изменится.

Тригви звонил ей ежедневно, она ждала его звонков.

Жизнь снова устоялась: утром она отвозила Энди в лагерь,ехала к Алисой, где вместе с физиотерапевтом пыталась спасти ее тело от атрофиимышц. Потом она работала над фресками, снова заходила к Алисон, забирала Эндииз лагеря и готовила ужин.

Ей очень не хватало Тригви, гораздо сильнее, чем она думала.Он тоже тосковал по ней, настолько, что однажды полдня ехал в машине, чтобыпровести ночь с ней, а на следующее утро вновь вернуться на Тахо. Вместе имбыло очень хорошо.

К этому времени она кончила первую фреску и начала роспись вприемной. Там было немало тонких деталей, которые Пейдж уже отработала внабросках, и, сидя с Алисон, она обычно еще раз продумывала их. Вот и сегоднявсе было, как всегда. Стоял тихий солнечный августовский день, Пейдж сиделарядом с Алисон и вдруг ощутила, как та шевельнула рукой. Это часто случалось, иона привыкла к этому. Просто тело подчинялось вдруг какому-то сигналу мозга. Нона этот раз, повинуясь интуиции, Пейдж взглянула на дочь, а потом вернулась ксвоему наброску, который она машинально вычерчивала пером, мучаясь над однойдеталью, которая никак не давалась ей. Она посмотрела в окно, пытаясь немногоотвлечься и снова сосредоточиться, понять, как лучше изобразить ее. Потом Пейджснова перевела взгляд на Алисой — и увидела, что ее руки двигаются! Они словностарались схватить края простыни и подтянуть ее к голове. Пейдж никогда невидела этого явления и теперь изумленно смотрела на дочь, пытаясь понять, чтоэто значит, — случайные ли это движения или же…

И вдруг она заметила еле уловимое движение головы Алисон —та словно стремилась повернуться к матери, ощущая ее присутствие. Пейдж следилаза ней с замиранием сердца, она чувствовала, что дочь возвращается в мир.

— Алли! Ты здесь?.. Ты слышишь меня? — Такой онаеще не видела дочь со времени несчастного случая. — Алли… — Она отложилаальбом и перо и взяла дочь за руку, словно стремясь во что бы то ни стало вернутьее к жизни. — Алли… открой глаза… солнышко, я здесь!.. Открой глазки,девочка… все в порядке… не бойся… это мама… — Она шептала эти слова и гладиларуку дочери, и вдруг та слабо пожала ее! Пейдж начала плакать — Алисон услышалаее! Она знала, что Алисон услышала ее слова! — Алли… я чувствую твою руку…я знаю, что ты слышишь меня… ну же… открой глазки…

И тут медленно, очень медленно веки Алисон дрогнули, а потомснова замерли, словно она совершила слишком большое усилие. Пейдж долго сидела,глядя на дочь и думая: не погрузилась ли она снова в кому? Дочь снова неподавала признаков жизни, а потом ее руки опять пришли в движение, и она опятьпожала руку Пейдж, на этот раз сильнее, чем в первый раз.

Пейдж хотелось подпрыгнуть, трясти дочь за плечи, пока та неочнется, позвать кого-нибудь, объявить, что Алисон проснулась, что ее девочкажива, но вместо этого она продолжала сидеть словно зачарованная и безмолвноплакать, глядя на дочь. Что, если это просто игра природы, случайные спазматическиедвижения, что, если она так и не проснется?..

— Деточка, милая, пожалуйста… открой глазки… я так тебялюблю… Алли, пожалуйста!

Она всхлипывала и целовала кончики пальцев дочери, и тутвпервые за четыре месяца ресницы Алисон затрепетали, веки приподнялись, глазаоткрылись, и она увидела мать.

Сначала она явно не могла понять, где находится и кто передней, и только затем, сконцентрировав взгляд, она увидела перед собой Пейдж исказала:

— Мама.

Пейдж не смогла сдержать слез, она наклонилась и сталацеловать лицо Алисон, ее волосы, слезы Пейдж текли по щекам дочери. И вдругАлисон громко повторила это слово и посмотрела на мать. Этот звук могпоказаться и просто хрипом, но это было слово, и самое сладкое слово, именното, которое хотела услышать Пейдж: мама.

Пейдж показалось, что она просидела, плача, у кровати дочерицелую вечность, но тут пришла Френс. Она тоже не могла поверить в случившееся.

— Боже… она очнулась! — Френс тут же побежалазвонить доктору Хаммерману. К тому времени, когда он пришел, Алисон сновазадремала, но на этот раз это был именно сон, а не кома.

Пейдж подробно рассказала доктору Хаммерману, что случилось,и он тщательно осмотрел Алисон. Вдруг девочка снова открыла глаза и посмотрелана него. Она не могла понять, кто это, и заплакала, глядя на мать.

— Все в порядке, милая, это доктор Хаммерман. Он нашдруг, он поможет тебе… — Теперь ей было все равно, что и кто делает, ведьАлисой проснулась, она открыла глаза и говорила!

Хаммерман попросил Алисон пожать его руку, и та выполнила егопросьбу. Он попросил ее сказать что-нибудь, но девочка молчала. Она перевелаглаза на мать и покачала головой. Позже, выйдя в коридор, он объяснил Пейдж,что Алисон скорее всего практически утратила дар речи, а также большинствоосновных моторных рефлексов, и предстояло еще выяснить, в каком состоянииосновные функции мозга.

— Впрочем, ее можно будет научить снова большинствуэтих вещей — ходить, сидеть, двигаться, есть. Она сможет научиться говорить.Нужно время, чтобы понять, насколько она сможет восстановить сознание, —сказал он. Но Пейдж была готова на все, на любой труд, только бы вернуть дочь кнормальной жизни.