— С вас еще двадцать монет, между прочим.

Барнаби покопался в кармане и выложил мелочь.

— После возвращения Холлингсворта в тот вечер кто-то выключил галогеновую лампу.

— Ну надо же… — откликнулся Трой с прохладцей и застыл в ожидании того самого «потрясающего». У шефа был такой самодовольный вид, что сержант подумал, будто — ни больше ни меньше — объявился убийца, пока сам Трой отвлекся ненадолго. Взял и преподнес себя шефу на блюде, с веточкой петрушки в зубах и печеными яблоками по бокам.

— Это значит, что Холлингсворт в тот вечер был не один!

— Совсем не обязательно.

— Почему это? — недовольно буркнул шеф, открывая первую банку.

— Это мог сделать сам Алан.

— С чего бы?

— Привычка, конечно, вторая натура, но человек иногда сбивается: вместо кота выставляет на улицу будильник, а коту накручивает хвост — типа, будильник заводит.

— Но эти лампы предназначены для темного времени суток.

— Может, он знал, что за ним следят, и хотел спрятаться.

— В этом случае он, напротив, оставил бы гореть свет, чтобы видеть, кто подходит к дому.

— Не обяз…

— Что с тобой, черт возьми? — Барнаби хлопнул банкой по столу так, что из нее вырвался пенистый фонтанчик газировки. — На чьей ты стороне, хотелось бы знать?

Трой, поджав губы, достал белоснежный носовой платок и принялся бережно отирать влагу с безукоризненных манжет. «Как это типично для полиции, такие вот штуки. Тебя просят проявлять инициативу, высказывать собственное мнение — ты его высказываешь. И что? Тебя обливают „фантой“. Так устроен мир. Жалобы не помогут».

— Извини, Гевин.

«Вот они, нынешние старики, — продолжал свой внутренний монолог Трой, убирая платок и одергивая рукав. — Им всё по барабану».

— Хотите чем-нибудь закусить, шеф? Может, сэндвич? Или крекеры?

— Нет, спасибо, хочу сегодня пораньше… Да, в чем дело? — повернулся он к подошедшей сотруднице.

— Вы затребовали информацию насчет кинотеатра в Керзон-молле, старший инспектор? — спросила девушка, одна из гражданских телефонисток. — Расписание на июнь?..

Почти так же, как жаргон, Барнаби не терпел, когда в форме вопросов ему преподносили констатацию фактов. Он утвердительно хмыкнул и взял распечатку, не удостоив телефонистку вежливым «спасибо».

И тут же пожалел о своей грубости, потому что девушка снабдила его самой интригующей новостью дня. Можно сказать, хорошим куском крепкой веревки, с помощью которого кое-кого можно если не повесить, то уж наверняка хорошенько выпороть.

— Взгляни-ка, — предложил Барнаби Трою, протягивая ему распечатку.

Трой прочел и тихо присвистнул:

— Каждый понедельник — новая программа! С десятого июня — «Оливер, Оливер!» Кто такой, почему не знаю? Показ «Фаринелли», кто бы он там у них ни был, закончился в субботу. Ну и дела!

— Выходит, запуталась наша Сара, — констатировал шеф.

— Творческая натура. Витает в облаках. Что с нее возьмешь?

— Вранье есть вранье. Давай-ка вези ее к нам.

— Будет сделано! — отозвался Трой, размышляя, как бы не выставить напоказ все свидетельства своих желаний, и, наверное, впервые пожалев, что под рукой нет кованого «пояса целомудрия».

— Доставь ее в комнату для допросов внизу. И еще, пока не ушел, приколи это к доске, — распорядился Барнаби, передавая ему фоторобот.

— Фу! — воскликнул Трой с отвращением и недоверием. — Прямо-таки «тварь из Черной лагуны»[56]!

С первой жестянкой Барнаби покончил, так что Трой ее подобрал и аккуратно отправил в корзину для мусора. Влажные круги на столе он твердо решил игнорировать, во всяком случае, не вытирать их собственным носовым платком. Сержант напомнил себе принести из дома и положить в шкафчик рулон бумажных полотенец. Старина Том довольно неряшлив.

— Одного не могу понять насчет случая в кафе «Хаген Дас», — говорил Трой, доставая из жестяной коробочки булавки для фоторобота, — а именно странности с кофе.

— Почему же?

— Ну, посудите сами. Холлингсворт входит и покупает кофе. Девушка утверждает, что он обеими руками держал поднос. Значит, принесенное с собой, то есть выкуп, он оставил без присмотра. Но это же чистый идиотизм! Кто в своем уме оставит без присмотра, хоть на долю секунды, что-то ценное в терминале аэропорта? Там же воров тьма-тьмущая.

— Можно предположить, что место передачи выкупа было заранее оговорено.

— Но старуха появилась уже после того, как он поставил на стол кофе, а не пока он стоял у кассы.

— В этот момент ее заметили, но, возможно, это было не первое ее появление в кафе.

— Тогда зачем покупать кофе, если не собираешься его пить?

Сей факт больше всего зацепил Троя. Чего он не выносил, так это пустой траты денег. В подобных кафе никто не стоит у тебя над душой, вынуждая поторопиться с заказом.

— Холлингсворта больше нет, и теперь мы не узнаем — зачем.

— Ненавижу тайны…

Сержант Трой не усматривал ничего странного в том, что детектив делает подобные заявления. Мечтая о спокойном и мирном обществе, где каждый бы занимал свое место и делал свое дело, миссию полиции он видел в том, чтобы снова и снова производить уборку. Выметать мусор с улиц сначала в суд, а затем — в исправительные учреждения Ее Величества.

Не сказать, что это всегда работало. В доброй половине случаев не успевал ты покинуть свидетельскую трибуну в суде, как очередной мешок с дерьмом снова выкатывался на улицу, показывая тебе средний палец, хихикая, а то и плюя в лицо…

— Что такое с тобой?

Трой не заметил, как начал высказывать свои чувства вслух.

— Восстанавливаю порядок, сэр. Равновесие. В этом и заключается суть нашей работы, разве не так, шеф?

— Порядок и симметрия — дело богов, Гевин. Нам не стоит туда вмешиваться. — И, снимая пиджак со спинки стула, Барнаби добавил: — Они этого не любят.

Сержант Трой остановил свою обожаемую «косси» возле «Лавров», вылез из нее и, жмурясь на слепящее солнце, встал там, где полагалось быть калитке. Поднял лицо к солнцу и просто с наслаждением его впитывал.

«Ситроена» возле дома не было. Трой прошагал через двор к окну, облокотился на выгоревший подоконник, который из-за зноя казался совсем уж выцветшим, и заглянул внутрь. Гостиная оказалась пустой.

Тогда он зашел за дом и без всякого удовольствия обозрел путаницу многолетников и лиан, которую сразу окрестил про себя «настоящей свалкой». Посредине был устроен маленький «колодец исполнения желаний»[57], украшенный небольшой, но затейливой кованой аркой, по которой взбирались плети настурции.