Добрейший монах Бледа с удовольствием уверял, что более трех четвертей беженцев он убивал по дороге. Лишь в одной из экспедиций, направлявшихся в Африку, из 140 тысячи человек было убито сто тысяч. За несколько месяцев Испания потеряла более миллиона жителей. Седилот и другие авторы оценивают потери с момента начала завоеваний Фердинандом до окончательного изгнания арабов из Испании в три миллиона. По сравнению с подобными гекатомбами[203] Варфоломеева ночь — всего лишь небольшая стычка. Необходимо признаться, что столь жестоких преступлений нет даже на совести самых диких варваров.

К несчастью для Испании, эти три миллиона подданных, которых она добровольно лишилась, составляли интеллектуальную и промышленную ее элиту.

Архиепископ Хименес, сжигая впоследствии в Гренаде арабские манускрипты (которых он собрал около восьмидесяти тысяч), надеялся навсегда стереть со страниц истории память о своих врагах по вере, но оказалось, что имя последних запомнилось не только благодаря их письменному наследию, но и благодаря всем тем плодам труда, которые были оставлены арабами на земле.

С тех пор прошло много веков, но цивилизация Испании так и не достигла уровня своего былого расцвета[204].

В 1609 г. началось полное изгнание мусульман из страны. За последующие 10 лет было выселено более 250 тысяч арабов. Инквизиция, которой было предписано обратить всех испанских подданных в «единое стадо», быстро разорила богатейший Аль-Андалус. До сегодняшнего дня ее страшным наследием является глубинная нетерпимость испанцев к любому инакомыслию.

Глубочайшую историческую иронию надо всем происходящим я усматриваю в том, что в Альгамбре, где захоронены наихристианнейшая королевская чета освободителей Изабелла Кастильская (1451–1504) и Фердинанд Католик (1452–1516), их гробницы со всех сторон окружает настенная арабская вязь дворца, в которой тысячекратно повторены слова «Нет Бога, кроме Аллаха»…

Средневековая церковь

Он открыл лавочку, где торговал мракобесием.

Г. К. Лихтенберг

Удивительно, как охотно люди сражаются за религию и как неохотно живут по ее предписаниям.

Г. К. Лихтенберг

Церковь тем постоянно и держится, что она — враг прогресса и ставит рогатки на его пути. Но как только прогресс побеждает, она спешит причислить это к своим заслугам. Всё, что церковь проклинает, — живет; всё, чему она противится, — расцветает.

М. Твен

Я не хочу, чтобы мой читатель получил от меня превратное впечатление о Средневековье как «темных веках» человечества. Нет, я люблю эту эпоху, когда повсеместно открывались университеты, закладывались основы наук, строились величественные храмы, развивалась куртуазная культура, люблю эпоху, о которой ваганты и трубадуры слагали прекрасные стихи. Не будь Средневековья, современному туристу нечего было бы смотреть в Европе — разве что доходные дома и здания из стекла и бетона…

Средневековье — это эпоха Данте, Джотто, Роджера Бэкона, Рабле, Фомы Аквинского, это великая церковная музыка, многочисленные празднества, маскарады и карнавалы, народная смеховая культура, парламенты Исландии и Британии, республика Венеция, Билль о правах, зарождающаяся свобода и растущее человеческое достоинство. Рабле — яркое свидетельство возможности подвергать осмеянию всё и вся — даже христианскую церковь, пародии на которую разрешались ею самою в один из карнавальных дней. Я готов петь осанну этому времени, еще не знавшему геноцида, тоталитаризма и ксенофобии XX века, но занятому созданием соборов и университетов. Достаточно сказать, что в конце XV в. в Западной Европе насчитывалось 65 университетов, в создании которых участвовала церковь. К тому же католическая церковь обеспечивала единство европейской цивилизации — весь образ жизни, нравы, мировосприятие, мышление, сознание средневекового человека определялись христианской религией, а в искусстве и литературе преобладал образ христианского Бога…

Но… справедливости ради надо заметить, что духовный взлет человечества, начавшийся в эти времена во многом благодаря христианской культуре, был отравлен христианской же церковью — гонениями, удушением прав и свобод личности, подавлением индивидуальности человека, кострами инквизиции, беспощадной охотой на ведьм, жутким подавлением сознания народных масс.

Это была переходная эпоха со всеми ее плюсами и минусами, причем ее достижения все еще питают человеческую культуру, тогда как непотребства «темных веков» бледнеют и отходят в тень по сравнению с масштабами мясорубки Нового времени, этого уродливого детища эпохи Просвещения, Французской революции и «торжества разума»…

История средневекового христианства — это во многом история взаимной ненависти, вражды, раздоров, войн, межнациональных и церковных расколов. Главный раскол 1054 года, как и все последующие, нарушали один из основополагающих заветов Христа, пришедшего в мир, чтобы рассеянных «чад Божиих собрать воедино», дабы обеспечить единство нового народа Божьего. Грех и трагедия разделения, непримиримости и вражды сделали саму церковь антихристианской, если не сказать — антихристовой: любовь сменилась враждой, ненавистью и анафемами. Не столь важно, чья вина в разделении церквей на западную и восточную преобладала, важно то, что на смену христианским ценностям и там, и здесь пришло дьявольство церковного властолюбия и корыстолюбия.

Ужас разделения церквей в том, что на протяжении веков мы не встречаем почти ни одного проявления страдания от разделения, тоски по единству, сознания ненормальности, греха, ужаса этого раскола в христианстве! В нем доминирует… почти удовлетворение разделением, желание найти все больше и больше темных сторон в противоположном лагере[205].

Вместе с разделением церквей учение о церкви заменило доктрины церковно-государственной идеологии, а Отцы Церкви стали отцами разделенных церквей. При этом восточная церковь не только не предотвратила упадок Византии, но своей сервильностью и внутренними кризисами лишь содействовала ему.

Я утверждаю, что главной причиной разделения церквей были не доктринальные разногласия, как это принято считать в официальной церковной истории, но исключительно тривиальная и земная борьба за власть. Даже аргументы Римского Папы-полководца Льва IX (1049–1054) этого не скрывали: пресловутый «Дар Константина» состоял в том, что первый христианский император подарил Рим папам… Сам же папа «рисовал церковь Константинопольскую как церковь заблуждающуюся, грешную, скандальную — ею управляли даже женщины! — которую лишь по снисхождению, а не по заслугам Римская Церковь-мать удостоила второго места после себя» (о. Александр Шмеман).

В приведенной цитате не только много правды, но еще больше провидения. История Византийской церкви гораздо более трагична, чем история Римской — раболепие, безверие, неукорененность. Можно упомянуть Флорентийский собор (1438–1439), позже названный «неблагословенным», на котором византийский клир малодушно подписал акт полной капитуляции православия перед католичеством. Акт был бессмысленным и бесцельным, ибо через 14 лет после этого события Восточная империя, ради которой церковники решили пожертвовать православием, рухнула… Кстати, есть все основания полагать, что не подхвати Киевская Русь эстафету византийского православия, вместе с Византийской