«Изложение веры» («Эктезис») (638), обязательное для принятия церковью. Императоры судили, ссылали, пытали, увечили епископов: наиболее яркие примеры — папа Мартин (649–653) и Максим Исповедник (580–662).

Вселенский собор в Константинополе (680–681) не только осудил очередную монофелитскую ересь, но третировал патриархов Сергия, Павла, Пирра, Тимофея, а также папу Гонория. Всё это — притом, что в Константинополе даже не сложилось собственной богословской традиции, такой, как в Александрии или Антиохии. Соборы осуждали не только живых, но и мертвых, составлялись списки «избранных отцов» и епископов, предаваемых анафеме при жизни и посмертно…

Уже в 530 г. святой Варсонофий обличал «механическую» византийскую религиозность — приоритет внешнего над внутренним, формы над содержанием, буквы над духом. Каноны Трулльского собора (691–692) прямо обращены против превращения христианства в языческую магию. Среди запретов этого собора упомяну табу на церковное ростовщичество, предпринимательскую деятельность священников, запрет монахам спать с монахинями и пышно праздновать постриг…

На VII Вселенском соборе в 787 году был установлен еще один догмат вселенской христианской церкви — иконопочитание. Основная мысль иконопочитания: «Честь, воздаваемая образу, переходит на Первообраз».

Эпоха первых Вселенских соборов — это период перманентного кризиса церкви, нагромождения противоречий, централизации и огосударствления, падения роли местных общин, но, главное, все большего отпадения церкви от Иисуса Христа.

Показательно, что соборные осуждения «ересей», особенно монофизитства и монофелитства, чаще всего вызывали острую реакцию несогласных. Епископы, возвращавшиеся после Халкидонского собора, повсеместно встречали народное сопротивление, а для водворения епископа Ювеналия в Иерусалиме потребовалось серьезное военное вмешательство. В Александрии солдат, защищавших назначенного Константинополем патриарха Диоскора, разъяренная толпа заперла в Серапеуме и сожгла живьем. Решения нескольких соборов навязывались почти исключительно военной силой. Ранней церкви пришлось тяжело расплачиваться за все больший уход от Христа.

Если в языческой Римской империи существовали зачатки свободы совести, то с принятием Константином Великим христианства, с его утверждением в качестве государственной религии, свободу и терпимость отменили за ненадобностью… Хотя мрачная эпоха инквизиции с ее избиением инакомыслящих, сожжением книг и людей началась позже, нетерпимость и несвобода проявились сразу, засвидетельствовав тоталитарность государственной религии.

После принятия канонов христианства догмы и институты церкви практически не менялись, а любую литературу, противоречащую официальной догматике, уничтожали. Лишь немногие тщательно прятали ее, чтобы уберечь от уничтожения. Вот почему вышеописанные находки в Наг-Хаммади и Кумране — это действительно Благие Вести, донесенные до нас подлинными подвижниками, не пожелавшими смириться с путами церковной структуры.

Огосударствление превратило христианство в тоталитарную секту с профанной системой верований. Высокодуховное мистериальное учение Иисуса церковь трансформировала в тоталитарную иерархическую систему управления, основанную на особой роли духовенства. Увы, со временем римско-византийский культ императоров восторжествовал в христианском мире.

Кстати, в других мировых религиях, таких как буддизм или индуизм, «огосударствление» не привело к отказу от духовных практик и необходимости достижения просветленного состояния (Дзэн, Адвайта).

Причиной упадка христианства стало то, что по мере его распространения испарялся мистериально-мистический дух учения — то просветленное состояние души, в котором пребывал сам Иисус. Даже апостолам не удалось достичь такого состояния, а через несколько поколений от изначального христианства осталась только выхолощенная вера в прощение и спасение, обещанные праведникам.

Иисус Христос являл пример того, как при жизни обрести Царствие Небесное, а его незадачливые ученики призывали во всем довериться церкви: дабы спасти душу от неофитов теперь требовалось просто верить в Бога и отстегивать десятину церкви, выступавшей посредником в «финансовой» сделке с Богом.

Христианство предложило бесплатный сыр тем, кого в мистериях и близко бы не подпустили к сакральным знаниям. Не удивительно, что такая удобная религия очень быстро набрала популярность (Мэнли П. Холл).

Окончательный статус христианства как государственной религии Рима был установлен только императором Феодосием I. Вслед за этим язычество было официально запрещено, и началась история массового и насильственного обращения язычников в новую религию.

Приняв христианство, Константин, Юстиниан и Феодосий, высоко ценившие единство империи, заложили динамит не только в основание новой религии, но и под грядущее православие: пресловутая «симфония» государства и церкви была глубоко антихристианской и антицерковной утопией, разрушавшей границу между государством и церковью, а точнее — с делавшей вторую заложницей первого: рухнула империя, а вместе с ней и церковь, выстроенная по законам рабства, а не любви.

При Юстиниане цезарепапизм окончательно восторжествовал, причем не в виде подчинения церкви государству, но, хуже того, в виде слияния церкви с миром, замены церкви государством. На языке Юстиниана, царство не просто взяло верх над священством, но поглотило и заменило его. В Византии случилось непоправимое для церкви: само государство стало священной и абсолютной формой мира, его смыслом и оправданием. Протоиерей Александр Шмеман в «Историческом пути православия» констатировал:

Император не увидел церкви и потому всё понимание христианского мира вывел из ложных посылок.

В «синтезе» Юстиниана Церковь как бы растворяется, из государственной психологии окончательно исчезает сознание ее коренной «иноприродности» миру и Царству. Первая глава в истории христианского мира завершается победным возвратом в него языческого абсолютизма.

Настоящая трагедия Византийской Церкви не в произволе царей, не в грехах и падениях — о на, прежде всего, в том, что настоящим «сокровищем», безраздельно заполнившим ее сердце и всё подчинившим себе, — стала сама Империя. Не насилие победило церковь, а соблазн «плоти и крови», земной мечтой, земной любовью завороживший церковное сознание.

Хотя христианство как бы продолжало набирать популярность, первые пять-шесть веков христианизации Европы имели плачевные результаты: после великих культур Древней Греции и Рима — интеллектуальный и духовный упадок, запугивание темных народных масс, почти полное отсутствие выдающихся людей, бескультурье, безграмотность, эпидемии, чертовщина, теологические дискуссии на тему, сколько чертей может поместиться на кончике иглы.

Тот факт, что история поздневизантийского периода православной церкви (VIII–XVI вв.), за исключением Григория Паламы и Афона, все еще сокрыта в тумане, является простым следствием темноты этой бездуховной эпохи во всех смыслах этого слова: иконоборческая смута, деградация института монашества, бесконечные кризисы и падения церкви, императорский произвол… «Князья церкви» становятся анонимными, безымянными, исчезают из летописей и книг, церковь окончательно лишается прав и свобод. Император Лев III Исавр (680–741) в «Эклоге» без обиняков заявлял: «Господь, вручив царство императорам, вместе с тем повелел им пасти верное стадо Христово по примеру Петра, главы апостолов».

Еще одной трагедией церкви стала тоталитарная тяга к единомыслию, преследовавшая цель отнюдь не бескорыстной любви к истине, следования Христу и даже сохранения веры в неприкосновенности и чистоте, но исключительно — единодушия во благо и укрепление организации. Отсюда — церковный авторитаризм, гарантии благонадежности, бесконечные отсылки к «древним отцам» и «древнему благочестию», ужасающий консерватизм, схоластика… Всё сказанное