свою страсть, но тут из‐за ближайшего поворота выглянули выщербленные древние плиты – капище, утыканное обветренными, сглаженными временем камнями, и огромный мазар, или скорее склеп, срощенный из пяти разновеликих куполов. Наверное, в таких хоронили целую династию. Посередине – самый широкий, не меньше восьми метров в диаметре, с провалившимся куполом, со всех сторон от него цветочком – повыше и поуже, восьмиугольные, овальные и квадратные, сложенные из разных пород. Там, где искрошился мягкий песчаник, зияли дыры, а тускло поблескивающий, отполированный временем гранит как будто погрызла стальная кобра. Совсем плохо сохранились резьба и кусочков мозаики в стрельчатых проемах. Несуразное, но дивное строение не первый век грозным сторожем распугивало степных тушканчиков; рядом с таким человеческая жизнь умещалась в песчинку, а мысли, напротив, обретали вес и плотность.

Возле мазара бестолково суетились сгорбленные старцы, замазывая глиной трещины. Один пытался дрожащими руками уложить выступы, второй – расчистить проходы, в итоге они только мешали друг другу.

– Ассалам уалейкум. – Артем приложил руку к груди и поклонился.

– А, балам, помогать приехал. Молодец. Богоугодное дело. – Аксакал с облегчением оставил лопату, которой еле‐еле размешивал раствор: опускал бережно, не до конца, как будто не цемент с щебенкой в жестяном коробе, а горячая манная каша.

– Какое удивительное строение. Наверное, ему много лет?

– Наверное. Не знаем точно. Но бастыкам[102] не говори, не одобрят.

– Разве это религиозный памятник? Исламский? Это же просто история. – Артем переводил Эдит и за это время успевал хорошенько продумать осторожные слова для вопросов и ответов.

– Нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммад его пророк. – Старик молитвенно сложил руки. – На земле все творится по велению Аллаха. А бастыки просто хотят уничтожить человеческую память, но им это не удается.

Работа закипела. Эдит мастерила из глины узоры, восстанавливала орнамент, Артем ровнял кладку, старцы вежливо кивали головой и молились. Молодые увлеклись, назавтра снова приехали, и на третий день. Они привозили с собой разбитые чашки, создавая из черепков новую, собственную мозаику, заделанные дыры темнели свежей кладкой, но это ненадолго – шальной ветер и песок скоро снова все отшлифуют на свой лад. Нужно только время.

В Новоникольское Эдит ехала без воодушевления. Сначала казахская деревня, потом русская. СССР – страна бескультурья и косолапых колхозов. Где же ее любимые мостовые, стройные храмы и древние крепостные стены? Кто по ним гуляет, кто любуется? Но встреча с дедушкой-китайцем и русской бабушкой неожиданно воодушевила, заставила поверить, что все рано или поздно наладится.

В первый же вечер Глафира пристально посмотрела на нее и спросила:

– Не спится тебе? Неспокойно? Сейчас отвар травный заварю, дам попить. Мне в тяжкие годы помогал… Немного.

– Какие годы? – не поняла темноволосая.

– Пока Феденьки рядом не было, пока Жока воевал, пока Артемка в Испании раненый валялся. – Серые глаза, как у свекра, которого Эдит тайком побаивалась, заблестели слезами.

Испанке казалось, что на родной земле, которая питает, вдохновляет, оберегает, тягот быть не должно. Оказалось иначе. Федор заметил недоверие то ли по забегавшим по скатерти тонким пальцам, то ли по опущенным ресницам.

– Ты думала, твоя дорога непроста? – спросил он приветливым тоном, как будто предложил угоститься пряником. – Нет, мой хороший, моя дорога тяжелая, твоя не такая тяжелая. Я здесь один, по‐русски не говорил, никому не надо. И у меня были сильный враг. А у тебя есть Тема, есть мы. Твоя дорога хорошая.

– Какой сильный враг? – Эдит прекрасно понимала этого дедушку. Не зря говорят, что два иностранца всегда поймут друг друга.

– О, – закатил он глаза под набрякшими веками, – страшный бандит, зверь. Он меня убивать.

Она рассмеялась, Глафира тоже прыснула, но тут же одернула и себя, и невестку:

– Это правда. Контрабандисты охотились за Феденькой, смерти ему желали. А он их вывел на чистую воду, еще и меня спас.

– А работа у меня не было, друзья не было. Я сам все нашел, заработал. О! Очень трудная дорога. Уже позади. Сейчас все хорошо. – Федор довольно погладил жидкую бороду.

Эдит задумалась над словами старика: в самом деле, наверное, ей не так уж и плохо. У нее есть Артем, есть его семья. Будет работа, это же СССР, а не Африка. Ее не продадут в рабство, насильно не выдадут замуж из‐за денег. Права Даша, все хорошо и будет еще лучше. Она представила себя китайцем без языка, без денег, без друзей в императорской России и засияла своими волшебными глазами.

– Я знаю. Все хорошо. Йейе сможет, и я сможет. Мы сильные. Правда, йейе? Правда, Артемьо?

Вот и спала темноволосая в ту ночь, как будто никогда ее жизнь не катилась в пропасть, не брела с закрытыми глазами по краешку надежды. Просто спала как дома, потому что отныне она знала, что здесь и есть ее дом.

По возвращении в Москву ее ждала приятная новость.

– Я поговорила в школе, у нас будет испанский кружок, и мы будем там с тобой заниматься Испанией! Это страшно здорово! – огорошила ее Даша.

Как в школе? Какой кружок?

Айсулу заговорщицки покивала головой.

– Не бойся, я же говорила, все будет хорошо, – припечатала Даша и пульнула в невестку самым хитрым взглядом из своего арсенала.

Темноволосая с опаской прилаживалась к школе, к непослушной детворе, осторожно смотрела на строгих учителей, носила книжки с картинками и боялась. Потом привыкла, полюбила малышню, стала петь с детьми и рисовать, рассказывать истории своей великой родины. Тема учился, Евгений с Айсулу срастались с чужеземкой под своей крышей, потихоньку скрипели, ждали, когда сын с благоверной съедут подальше от их обжитого очага.

Но не дождались. Точку в семейной идиллии поставила война.

Глава 16

– Если пан не будет закрывать за собой двери, то они перестанут перед паном открываться. – Усатый Стефан навалился на деревянный щит, закрывавший вход в схрон.

Тот поупрямился и встал как положено, без зазоринки. Артем, помогая, вспотел, по спине побежали горячие ручейки. Сверху тайник закидали еловыми лапами, валежником, припорошили снежком. Скоро вьюга доведет до ума их начинание, и станет просто одним сугробом больше в Кнышевском лесу, а их и без того не счесть. Никто не вздумает искать оружие под приметным буком в три аршина толщиной.

В блиндаж вернулись с первыми сумерками, когда тени в лесу стали частыми-пречастыми, не поймешь, то ли сук корявый ухмыляется, то ли человек притаился. Эдит приехала из Белостока, основательно промерзла в открытых санях, а потом еще битый час продиралась по неприметной лыжне под снежной бахромой. Артем обрадовался. Темноволосую устроили учительницей в местную школу