– Заведует лабораторией в нашеминституте. Тот еще кадр: спесивый, надменный, злопамятный. Если невзлюбит, пишипропало. Не остановится, пока вообще из науки не выпрет. Двоих деток родил.Дочурка Светлана – этакая змея в сиропе. Будет тебе в глаза ласково-ласковозаглядывать, за руку брать и в вечной любви клясться. Мы на одном факультете сней учились. Так вот на третьем курсе Светочку крепко избили в туалете.Выяснилось, что она наушничает куратору, тайком отмечает тех, кто пропускаетлекции. И зачем ей это было надо? Ну ладно какая-нибудь провинциалка! Той выслужитьсяхочется, чтобы место в аспирантуре получить да из столицы не уехать. Но Светка!С таким папой! Из любви к искусству действовал а. Братик ее, Димочка, на двагода моложе. Вот уж где полный караул! Бедненький Альберт Владимировичзамучился, все пытался из сынули кандидата наук сделать. Потом, наверное,плюнул и сам написал ему диссертацию. Представляешь, какой цирк на защитевышел! Димочка еле-еле на вопросы отвечает, папуля красный сидит. Ну да бог сним, жалко больного.

– Кого?

– Диму, он болен.

– Чем?

– Патологическое обжорство. Я захихикала.

– Нечего смеяться, – сообщила Алена, – насамом деле болезнь такая есть, медицинский диагноз. Дима постоянно ест, веситпочти 200 килограмм, а остановиться не может. Говорят, на нервной почвевозникает. Еле-еле женили бедолагу. Там вообще семейка – жуть. Один Светкинмуженек Валерка дорогого стоит. Самозабвенный бабник, ни одной юбки непропускает, хотя, если вспомнить про Светку, может, он и не виноват. ОднаВиолетта Сергеевна приятная, милая и интеллигентная.

– Можешь меня с ними познакомить? Аленапризадумалась.

– Надо сказать, что ты приехала из Казании хочешь показать диссертацию.

– Господи, да я же в экономике как свиньяв коньяке разбираюсь, и почему Казань?

– Альберт Владимирович родом оттуда ивсех казанских привечает. Уж какие только дураки не приезжали, всепозащищались. А потом тебя там никто спрашивать не будет. Но только учти, всекандидатки в аспирантки у них сначала домработницами работают.

– Как это?

– Просто. Диссертацию нужно выслужить.Вот и бегают Павловским по магазинам, полы моют, сапоги чистят да еще другдруга локтями отталкивают, чтобы лучше услужить. Подумаешь, годок грязьповыносят, зато потом кандидатская, считай, в кармане.

– А деньги?

– Альберт Владимирович открыто денег неберет, в основном услугами.

– Они что, не платят домработницам? Аленарасхохоталась.

– Дурочка. За что деньги-то давать?Девчонки сами помочь научному руководителю набиваются.

К Павловским меня пригласили в пятницу. Уютныйкирпичный дом на улице Косякова, домофон, лифтерша, ковровая дорожка налестнице. Я робко позвонила в дверь и скромно потупилась на пороге, сжимая вруках три потрепанные гвоздики и дешевенькую коробочку конфет. Образпросительницы из Казани дался нелегко. Пришлось специально покупать на вещевомрынке дешевый трикотажный костюмчик, на ноги нацепила жуткие баретки, в которыхнаша домработница Ирка ходит выбрасывать мусор. В ушах сережки из ближайшеголарька. Отполированный “Вольво” удачно спрятала в соседнем дворе. Можно былоеще подушиться “Красной Москвой”, но на такой ужас я не согласна даже радиторжества справедливости. -

Обитая красной кожей дверь открылась не сразу.Кто-то рассматривал меня в глазок. Потом загремели замки, и на пороге появиласьмило улыбающаяся пожилая женщина. Сначала я приняла ее за домработницу, нопотом увидела бриллиантовые серьги в ушах и пару дорогих колец на ухоженныхруках. Передо мной стояла сама Виолетта Сергеевна.

– Проходите, душенька, раздевайтесь.Наверное, устали, – ласково пропела женщина, указывая на нарядные велюровыетапочки.

Я скинула ужасные туфли, протянула профессоршедары.

– Какой букет! – умилилась та и крикнула:

– Алик, посмотри, какие чудесные цветыпринесла… Вас как зовут, милочка?

– Даша, – пролепетала я.

– Пойдемте, пойдемте, Дашенька, –обволакивала нежностью старушка, – не надо конфузиться. Альберт Владимирович некусается.

Из просторной прихожей мы двинулись в холл. Вглазах зарябило – повсюду бронза, хрусталь и зеркала. С потолка свисала пудоваялюстра, вся в ужасающих подвесках. По стенам там и сям лепились жуткие картиныв богатых позолоченных рамах. Мебель обита парчой. В углу торшер в виденегритенка с поднятой рукой. Весь пол устилает огромный серый ковер с кровавымиразводами. Я невольно попятилась, редко встретишь такое варварское великолепие.

Виолетта Сергеевна подумала, что при видеэдакой красоты бедная провинциалка сконфузилась окончательно, и подтолкнуламеня в спину. Из двери в противоположном конце холла величаво выплыло светилоэкономики. Я закусила губу, чтобы не расхохотаться. Больше всего АльбертВладимирович походил на индюшонка. Маленького роста, на коротеньких ножках и столстым животиком. Он горделиво посмотрел на меня, словно проверяя, произвел линужное впечатление, и неожиданно скрипучим, совершенно не преподавательскимголосом спросил:

– Вы от Решетниковой? Работу принесли?Алена говорила, что диссертация готова.

Накануне прозорливая Аленка вручила мнедовольно объемистую папку со своей диссертацией, защищенной примерно десять леттому назад.

– Он не догадается? – боязливо спросилая. Алена замахала руками:

– Никогда, столько времени прошло, ипотом, научным руководителем у меня был совершенно другой человек. Так,проглядит по диагонали, велит кое-что исправить. Павловскому главное, чтоб вбиблиографии все его труды помянули.

– Вдруг разговор заведет на научные темы!Алена всплеснула руками:

– Прикинешься робкой до невозможности.Провинциалка из Тмутаракани да в гостях у академика, вот язык и отсох. Неволнуйся, насколько знаю Альберта, он сам станет перед тобой соловьемразливаться, обожает поучать и давать советы. От тебя требуется только одно:качай головой и вздыхай от восхищения. Впрочем, можешь вытащить блокнот иконспектировать нетленные высказывания.