У каждого человека есть мелкие слабости, о которых онпредпочитает не рассказывать другим. Я твердо знаю, что Зайка временамизаруливает во французскую кондитерскую «Делифранс» и лакомится там тортом совзбитыми сливками. Более того, один раз я приехала туда же, чтобы купитьпирожных, и увидела Ольгу, сидевшую у окна. На столике перед ней высился стаканс «Кофе-коктейль», рядом на тарелке лежали сразу три ломтя безумно калорийноготорта. Зайка отковыривала ложечкой кусочки, аккуратно отправляла их в рот, ипри этом у нее было такое лицо, что я не рискнула войти в зал. Ольга постоянносидит на диете, методично высчитывая количество белков, жиров и углеводов вкаждом блюде, наверное, иногда это занятие становится ей поперек горла, и онаустраивает себе небольшой праздник, втайне от всех.

Я ни разу не сказала, что знаю о ее секрете. Между прочим,сама обожаю есть в кровати, вечером, перед сном. Иногда меня начинают мучитьугрызения совести, но я быстро давлю их каблуком. Потолстеть я не боюсь, всюжизнь, начиная с двадцатилетнего возраста, вешу ровно сорок восемь килограммов,поэтому ныряю под одеяло, хватаю детектив и принимаюсь за еду. Дети знают омоем пристрастии и иногда ворчат. Впрочем, Аркадий быстро добавляет:

– Ладно, в конце концов, это ее дело, нравится спать вкрошках, кто бы спорил, но курить лежа не смей!

Сегодня на тумбочке стояла тарелочка с салатом, лежали двакуска карбоната и кусок хлеба. Чуть поодаль расположились банан, несколькоконфет «Коркунов» и мороженое «Марс». Я облизнулась, поискала глазами книжку итут только сообразила, что пакет с детективами остался в багажнике. Пришлось,проклиная все на свете, влезать в джинсы, свитер и бежать за чтивом.

Мимо гроба я пронеслась с опаской. На подушке опять чернелаголова. Банди, не испытывающий никаких отрицательных эмоций при виде последнегоприюта человека, нежился на шелковой думке. Наверное, следовало прогнать его,но какой прок совершать бессмысленное действие? Бандюша упорный, он опять залезетвнутрь.

Притащив покупки к себе, я юркнула под одеяло, глянула натумбочку и обомлела. Салат исчез, карбонат и банан тоже, от конфет осталисьтолько обертки, а мороженое испарилось вместе с бумажкой. Ни одной собаки небыло в спальне. Только кошки Фифина и Клеопатра мирно спали в кресле. Но кискини за что не станут харчить такие продукты. Кипя от негодования, я вышла вкоридор и шепотом позвала:

– Эй, Снап, Жюли, Черри, Хуч, сюда.

Банди был вне подозрений, он спит в гробу. Через секундупоявился ротвейлер, за ним приковылял мопс. Все понятно. Жюли слопала конфеты,она умеет ловко носом разворачивать фантики, а остальное сожрала старуха Черри.

– Ну погодите, – пригрозила я.

– Мать, – высунулся из спальни Кеша, – чегобуянишь?

– Жюли и Черри слопали мой ужин!

– А, – зевнул он, – абсолютно правильнопоступили. Может, если подобная ситуация будет повторяться, ты отвыкнешь отвредных привычек.

Он исчез за дверью. Я пошла по лестнице в кухню. Да уж,ждать от моего сына радостного выкрика: «Иди, мамочка, ложись, я принесу тебебутербродики!» – не приходится. В нашем доме я являюсь объектом воспитания.

На следующий день около часа дня я собралась съездить всупермаркет. Конечно, можно отправить туда Иру, для таких случаев мы и купилией «Жигули», но надо же хоть что-то делать самой!

Я уже нацепила куртку, когда раздался телефонный звонок.

– Дарья Ивановна?

– Слушаю.

– Вы можете сейчас приехать в институт, где учитсяЖелезнова?

– Да, но…

– Вы знаете Полину? – перебила женщина.

– Конечно, очень хорошо.

– Тогда поторопитесь, у нее большие неприят-ности.

Я вскочила в «Форд» и понеслась в Коломенский переулок. Водворе стояли «Скорая помощь» и милицейская машина. Ощущая тревогу, я кинуласько входу и обнаружила в холле толпу гудящих студентов.

– Ребята, где Железнова?

– У, как у нее машина полыхнула, – хором ответилидевчонки, – во, жуть…

– Где? – помертвевшими губами спросила я. –Где автомобиль?

– Так на стоянке…

Я выбежала наружу, обогнула здание и сразу увидела обгорелыйостов «Жигулей», вокруг которого бродило несколько мужиков. Чуть поодаль стоялиносилки, накрытые черным мешком.

– Полина! – заорала я.

Один из милиционеров обернулся, и я узнала Женьку. Онработает вместе с Дегтяревым. Наш лучший друг Александр Михайлович служит вмилиции, а Женька эксперт или судмедэксперт… Одним словом, не знаю точно. Он небегает по улицам, не сидит в засадах, а изучает всякие предметы… В общем, яабсолютно не в курсе того, чем он занимается, знаю только, что Дегтярев иногдаговорит: «Светлей головы, чем у Евгения, не встречал».

– Прикатила, – буркнул Женька, роясь вчемоданчике, стоявшем на земле.

Потом он повернулся к парню, ходившему вокруг обгорелогоостова машины, и крикнул:

– Так, не суй все в один пакет, ирод, разложипо-человечески!

Затем посмотрел в мою сторону и со вздохом добавил:

– Ну, народ, молодой, а уже ленивый, лишний мешочеквзять трудно, нагребает все одним скопом, а я потом разбирайся.

– Где Поля? – прошептала я.

– Иди на второй этаж, в деканат, – сухо велелЖеня.

– Но…

– Иди, там Дегтярев!

Я сделала шаг назад и наткнулась на парней в темно-синихкуртках.

– Что стоите, как памятники, – обозлилсяЖенька, – тащите жмурку в труповозку.

Ребята молча подхватили носилки.

– Иди в деканат, – повторил приятель.

Я поплелась в институт. Первой, кого я увидела в большой комнате,уставленной письменными столами, была Поля, полулежащая на кожаном диване.Вокруг нее толпилось несколько человек, в воздухе резко пахло лекарствами.

– Полина! – взвизгнула я и кинулась к девушке.

Та мигом разрыдалась. Женщина, стоящая возле нее, засуетиласьи принялась капать в рюмку валокордин.

– Дашка, – всхлипывала девушка, – вот ужас,вот жуть…

– Полечка… – обнимала я ее. – Жива, славабогу…

Но тут неожиданно в голове что-то щелкнуло, и я спросила: