не смог объяснить мне, что такое "смешно".

Пока остаётся только смотреть в окна, ставить пьесы по прочитанным произведениям и размышлять.

Раздаётся шум. Сорок децибел. Вернулся отец.

Спускаюсь вниз мимо кресла из выделанной кожи грокса. Судя по светло-коричневому оттенку, животное забили в возрасте одного года. Прохожу мимо старых напольных часов с золотистым маятником. Они бьют восемнадцать часов, хотя на самом деле отстают на минуту и двадцать семь секунд. Хватаюсь за деревянный поручень лестницы. Он покрыт зазубринами, которые складываются в неясную мне картину. Я уже несколько раз анализировал изображение, но ещё не решил головоломку. Отец говорит, что не во всём есть смысл, но мне хочется изучить этот феномен.

— Здравствуй, сын! — гремит отец.

Он превосходит меня и ростом, и весом. В нём больше металла, чем во мне.

— Привет, пап! — я обнимаю его.

Так делают при встрече дорогих людей. Читал об этом.

— Чем занимался сегодня?

— Размышлял над объяснением парадокса Зенона, воображал происходящее в романах "Звёздный волк" и "Долина золота"… ждал тебя. Ты ведь помнишь, какой сегодня день?

— Конечно, сынок. — Отец кладёт свой аугметический протез мне на голову и треплет парик. — Тебе понравились произведения?

Не люблю этот вопрос. Я уже изучил их. Зачем он постоянно спрашивает?

— Хорошая работа редактора. Я нашёл только шестнадцать случаев отклонения от правил низкого готика.

Отец ждал и освещал меня красным сиянием своих глазных имплантатов.

— Автор слишком много времени уделяет внутреннему миру героев, — говорю я. — Они слишком мало действуют. Их даже сложно представить! Приходится додумывать.

— Тебе нравится процесс?

Я не знаю. Просто воспроизвожу обрывочную информацию из книг.

— Ты составил описание поместья, как я просил? — спрашивает отец и протягивает руку.

Конечно, составил. Отец иногда злит меня — я испытываю что-то сильнее грусти по матери и называю это "злостью" — но я всегда выполняю возложенные на меня обязанности.

— Гостиный зал, площадь сто двадцать три квадратных метра… — читает вслух отец. — Понятно…

Горжусь работой. Более миллиона знаков. Очень точное описание поместья от каменных гаргулий, увивающих шпили, и до глубоких недр, где находится винный погреб и недостроенная оранжерея со световыми колодцами.

— А ты не думал выполнить задание в стиле "Звёздного волка"?

— Я грамотней, — отмахиваюсь. — Да и мой виртуальный мир вышел куда детальнее.

Кажется, я понял, что такое "смешно".

— Я сам виноват, — отец качает головой. — Надо было задуматься над формулировкой. Молодец, сынок!

Конечно, молодец. Иначе и быть не могло.

— Теперь мы выйдем наружу?

— Да, я дал тебе слово… Помнишь?

Я даже записал этот миг. Прямо сейчас проецирую изображение позади отца так, что в гостиной будто бы стало на одного человека больше.

Отец распахивает тяжёлые створки, покрытые резьбой, изображающей Ангелов Императора, и внутрь врывается свет на шестнадцать целых четыре десятых люксметра выше стандарта.

Анализируя изображение в каждую долю секунды, я выхожу наружу.

Пасмурная погода. Двадцать градусов по Цельсию, давление — семьсот сорок пять миллиметров ртутного столба. Влажность — шестьдесят девять процентов. Вероятно, дождь начнётся через десять-одиннадцать минут.

Спускаюсь по лестнице вниз и подхожу к фонтану. Вода вырывается из пасти ягеллонского морского ящера. Неплохая скульптура.

Была бы, если бы скульптор создавал её с натуры, а не по снимкам. Пропорции нарушены. Сажусь на бортик фонтана и окунаю руку в воду. Прохладная.

Окидываю взглядом сад. Границы поместья неприступны благодаря высокой линии боскета. Густые заросли липы и каштанов опираются на местами ржавые решётки шпалеров. Деревья стригли пару месяцев назад, и теперь они уже не походят на крепостную стену, как, наверное, и предполагал ландшафтный дизайнер. О зелёной цитадели напоминают только "башни", возвышающиеся над землёй в среднем на десять метров. В остальном же боскет ныне — непроходимые пышные заросли.

Основное же пространство перед домом занимает лабиринт мохнатой кохии. Я вновь поднимаюсь к вратам в особняк и пытаюсь разглядеть верный путь. Как это ни печально, но составлять маршрут придётся опытным путём.

У входа в лабиринт стоят каменные изваяния, и, в отличие от фонтана, они очень хороши. Превосходные образцы, можно даже изучать человеческое тело. Первый привратник — Морфей, бог добрых сновидений из мифов древней Терры. Юноша с растрёпанными волосами и крыльями, которые растут из висков. Левой рукой он держит стебель мака, а правой чашу цветка. Второй стражник — Гипнос, отец Морфея. Заросший густой бородой старик сидит на земле, и в переплетении его ног покоится чаша с маковым же отваром.

Я изучил скульптуры и отправился дальше, намереваясь, если не отыскать выход из лабиринта сразу же, то хотя бы составить карту. Однако едва делаю пару шагов, как раздаётся шорох. Сбоку я вижу кротовину. Зверёк уже скрылся, но я нахожу удивительным такое открытие.

Хочу изучить это существо.

В конце концов после первой неудачи — стены тёмно-зелёных прутьев на моём пути — я переключаюсь на охоту за кротом. Я могу быть терпелив. Трачу несколько часов на ожидание, но ловлю животное. Крохотное существо оказывается в ладони и тут же пачкает мне оболочку. Ничего страшного. Радуюсь любой информации, которую получилось подтвердить.

Возвращаюсь к дому и показываю зверушку отцу.

— Смотри! Ты спрашивал меня, что мне нравится. Вот! — я передаю дрожащую и писклявую тварь в огромную лапу киборга.

Отец сжимает существо между пальцами и подносит ближе к лицу. Потом опускается на одно колено и осторожно кладёт его на каменную плиту. Зверёк спешит прочь. Если бы я встретился с Богом, то, вероятно, был бы впечатлён не меньше.

— Я счастлив, что тебе нравится. Ну а мне пора отдохнуть. Я очень устал. Вздремну на скамейке, — говорит отец.

Весь следующий день я изучал новое пространство. Удивительно, но я даже не заметил, куда пропал отец. Видимо, отправился на работу раньше времени.

Сперва я интересовался живыми существами, встреченными в саду. Следил за действиями, ловил, проводил осмотры, определял принадлежность, занимался вскрытием. В ходе исследований я подтвердил информацию из энциклопедий о старых знакомых Talpa Europaea, о склизких Limbricidae, о жужжащих Lasioglossum. Только птиц я так и не смог заманить в ловушки. Они удивительным образом воротили клюв от любой приманки.

Но сильнее всего я хочу найти выход из лабиринта. Он привёл меня в замешательство. Заставил усомниться в своих способностях, хотя до этого они ни разу не подводили.