мере то, что сходит за мультимиллионера в этой части штата Нью-Йорк. Я вдовец. И был бы прекрасной добычей для такой…э…э…авантюристки, да, то самое слово, ты и есть авантюристка, со своей безликой семьей, своим безадресным прошлым… своим сиротским настоящим. Ты хочешь устроить инвентаризацию моей личной собственности? Нет, однако, спасибо!»

Но все это мистер Вули сказал только самому себе. А вслух:

— Архитектором был Бернард Дудл, я ему помогал, конечно. Думаю, получилось у него неплохо. Главный холл… Это? Это портрет миссис Вули, она умерла, когда навещала любимую тетю в Гранд Рэпидз.

Дженнифер стала рассматривать бывшую хозяйку дома — голубоглазую, богато одетую женщину в очках без оправы и с золотой цепочкой; на простодушном, чуть ошеломленном лице выделялся кривой рот.

— Я экстрасенс, — заявила Дженнифер. — Любимым блюдом миссис Вули был фруктовый салат со взбитыми сливками.

— Вы… ты действительно экстрасенс, — восхитился мистер Вули, затем проговорил печально: — Бедная Сэди. Ах, Сэди, я был тебе верен!

Дженнифер положила свою горячую жесткую руку ему на запястье, и он чуть подпрыгнул.

— Поднимемся наверх?

Они поднялись наверх.

Билльярдная комната, обшитая темными панелями библиотека, другие комнаты — все это не очень ее заинтересовало. Она смотрела. Она ничего не говорила. Добрались до его комнаты, по-наполеоновски величественной.

— А это, — сообщил он, — моя комната, — и приоткрыл дверь. Дженнифер быстро сунула в щель свою ножку в сатиновой туфельке.

— Твоя?

Она вошла. Не мог же он в самом деле прищемить ей ногу.

Мистер Вули прокомментировал парчовые шторы на окнах, вышивку, покрывавшую одну из стен, камин, вывезенный из Испании, в котором был пронумерован каждый резной камень, и так далее. Кровать, сказал он, принадлежала его предку.

Дженнифер смотрела на огромную кровать со вполне очевидным интересом. Она нашла и повернула включатель розовой лампы для чтения. Нашла и нажала кнопку, убирающую желтую шторку с зеркала над кроватью. Изогнувшись, Дженнифер увидела себя, так сказать, на потолке.

За окнами, высокими и открывавшимися как двери, был балкон, простиравшийся над крыльцом с колоннами. В небе тяжело зависла луна оплавленным куском золота. Влажный, чуть прохладный ветерок перебирал листья деревьев и черные светящиеся волосы Дженнифер. Он доносил запах лужайки и чайных роз у фонтана.

На стене висела еще одна фотография миссис Вули, анфас, глаза устремлены прямо на человека, который смотрел бы в эту сторону. Мистер Вули смотрел. Он опять вспомнил о своей долгой верности. В полутемной комнате он едва различал свою гостью, но ему почему-то казалось, что она враждебно чужая и все здесь портит. Он сразу понял, что ему нужно сделать. Окна были открыты. Он и Дженнифер вышли на открытый балкон и остановились у низких каменных перил.

— Дженнифер, я должен кое-что вам сказать.

— Да, Уоллес, — прошептала она, впервые пользуясь его вторым именем и не зная первого.

— А именно вот что. Я никогда больше не смогу жениться.

Последовало молчание, весьма напряженное.

— Никогда, — повторил мистер Вули, чувствуя некоторый триумф. — После миссис Вули я… уже не полюблю другую.

Она склонила голову и издала странный звук. Вздрогнув, закрыла лицо руками.

Мистер Вули с ужасом осознал, что она стонет. Эта несчастная маленькая женщина, совсем одинокая. Это его потрясло. Но дальше было еще хуже.

— Ты меня отталкиваешь, да? — проговорила она, рыдая.

Ну что он мог сказать?

— Теперь мне жить незачем. О Боже, я хочу умереть.

— Пожалуйста, пожалуйста, не говорите так, — взмолился мистер Вули. — Вы не имеете права лишать себя жизни.

— Я не буду ждать смерти, — простонала она.

Он еще не сообразил, о чем она говорит, а Дженнифер легко вспрыгнула на каменную балюстраду.

— Прощайте, мистер Вули. Его дрожащие руки не успели ее схватить, и она бросилась вниз, головой вперед. Послышался жуткий треск вдоль всего высокого ильма, который раскинул свои ветви под балконом. Потом тишина, тишина смертельная, заполнившая все вокруг.

Мистер Вули рухнул на колени. Он не решался посмотреть вниз.

— Дженнифер, — вскричал он, — я тебя убил. Сейчас, когда ты ушла, я знаю, что люблю тебя. Ах, если бы Бог сотворил чудо, ты была жива и мы могли пожениться. Дженнифер, любовь моя… — И так далее, и тому подобное, и снова и снова, будто он и в самом деле наконец потерял рассудок.

Мистер Вули был глубоко, основательно напуган, однако же в гуще лихорадочных мыслей не тонула успокоительная мысль: я буду верен тебе.

Во всех областях человеческой жизни есть профессионалы и любители. Мистер Вули был профессиональным деятелем в области страховки, профессиональным послеобеденным оратором, христианином-любителем, и еще он был профессиональным «верным сердцем». Он сохранял верность тени миссис Вули, а сейчас у него появилась возможность быть вечно верным еще одной фикции.

Вдруг он почувствовал руку на своем плече. Рука эта будто прожгла его одежду и коснулась кожи. Вполне реальная рука.

— Мистер Вули! — произнес напряженный, чуть носовой голос.

Он осмелился поднять глаза. Это было не ее привидение. Это была сама Дженнифер. Платье висело лохмотьями, ниже пояса оно почти не существовало. Верхняя часть спереди, однако же, чудесным образом осталась на месте… Мистер Вули смотрел на нее глазами умирающей лошади.

— Прости меня, — вздохнул он.

Дженнифер приложила свои горящие ладони к щекам мистера Вули. Она сказала, она прошептала, что ильм, а под ильмом деревце катальпа приняли ее в свои руки, раздели почти догола, но падение смягчили и спасли жизнь. Золоченые туфельки тоже уцелели…

— Дженнифер, — вскричал мистер Вули. — Дженнифер. — Потом он услышал свои следующие слова: — Ты согласна выйти за меня замуж?

Она опустила голову, вроде бы задумавшись.

— Да, мистер Вули, — в ее голосе послышался отчетливый щелчок, так защелкиваются наручники. — Завтра. — Тут ее тело обмякло, и опять ему пришлось тащить эту девицу. Он вошел с балкона в спальню и начал ее пересекать, направляясь к массивной двери. Она ожила немного. — Куда ты несешь меня?

— Домой. — Он сумел нажать кнопку, которой вызывался Бентли.

— Положи меня в постель, милый, — попросила она. — А Бентли тебе не понадобится.

Что оставалось ему, доброму и великодушному мужчине, кроме как подчиниться бедной женщине? Он бросил последний умоляющий взгляд на портрет миссис Вули, но рисованный блеск за приспущенными ресницами не смягчился. Затем он раздвинул парчовые занавески, положил полуголую Дженнифер на кровать и включил лампу для чтения — полился мягкий розовый свет.

— Мои туфли, — вздохнула леди. Он понял: она хочет, чтобы он снял с нее туфли. Снимая эти золоченые произведения искусства, мистер Вули испытывал сильнейший душевный разлад и ему казалось, что он свою гостью ненавидит — слишком уж она нарушила привычное течение его жизни. И