— Верно. — У Флютека даже веко не дрогнуло. — Садись,Рейневан, я с тобой еще не закончил.

— У меня нет денег колектора и я не знаю...

— Замолкни.

Какое-то время они молчали. Чертики в глазах Флютекауспокоились, почти исчезли. Но Рейневан не дал себя обмануть. Флютек почесалнос.

— Если бы не Прокоп... — сказал он тихо. — Если б не то, чтоПрокоп запретил мне вас пальцем тронуть, тебя и твоего Шарлея, я бы уж выжал изтебя, что надо. У меня в конце концов говорят все, не было такого, кто молчалбы. Ты тоже, будь уверен, сказал бы, где находятся эти деньги.

У Рейневана уже был опыт, напугать себя он не дал. Пожалплечами.

— Да-а, — начал после очередной паузы Неплах, глядя насвисающую с потолка веревку. — И тот тоже бы заговорил, я б и из него вытянулпризнание. Такая жалость, что он успел повеситься. Знаешь, совсем недавно ядействительно думал, что, возможно, он был в той грангии... Очень меняразочаровало, что ты его не признал...

— Я снова тебя разочарую. Мне действительно жаль.

Чертики слегка подпрыгнули.

— Серьезно?

— Серьезно. Ты меня подозреваешь, приказываешь за мнойследить, подкарауливаешь, провоцируешь. Пытаешься выяснить мои мотивы ипостоянно забываешь о главном и единственном: чех, который занимался заговорамив грангии, предал моего брата, выдал его на смерть палачам вроцлавскогоепископа. Вдобавок еще похвалялся этим перед епископом. Так что если б именноон висел на балке, я не пожалел бы денег на благодарственную мессу. Поверь, я тожесожалею, что это не он. И никто из тех, которых в других случаях ты мнепоказывал и рекомендовал идентифицировать.

— Верно, — задумчиво согласился Флютек. Наверняка лживо. —Когда-то я ставил на Дзивиша Божка из Милетинка. Вторым был Гинек из Колштейна...Но это ни тот, ни другой...

— Ты спрашиваешь или утверждаешь? Ведь я повторял тебе стораз: никто из них.

— Да, этих-то двух ты рассмотрел как следует... Тогда. Когдая забрал тебя с собой...

— Под Усти? Помню.

Весь пологий склон был усеян трупами, но по-настоящемучудовищную картину они увидели над текущей по низу долины речкой Здижницей.Здесь, в красной от крови тине, громоздились горы тел, людских останков илошадей. Было ясно, что тут произошло. Болотистые берега сдержали бегущих с полябоя саксонцев и майсенцев, задержали их на время, достаточно долгое, чтобы ихсумела догнать вначале таборитская конница, а чуть погодя и бегущая за неювоющая орда пехоты. Конные чехи, поляки и моравцы не остались здесь надолго,порубили, кто попался, быстро организовали погоню за рыцарями, удирающими всторону города Усти. Пешие же табориты, гуситы и сироты задержались у рекинадолго. Вырезали и забили всех немцев. Систематически, соблюдая порядок,окружали их, сбивали в кучи, потом в дело шли цепы, моргенштерны, палицы,алебарды, гизармы, судлицы, окши, пики и вилы. Не пропускали никого.Возвращающиеся с побоища группы орущих, распевающих, с ног до головыокровавленных Божьих воинов не вели с собой ни одного пленного.

На другом берегу Здижницы, в районе устинского тракта,конники и пехота тоже не бездельничали. Из туч пыли прорывался лязг железа,гул, крики. По земле стелился черный дым, горели Пшедлицы и Грбовицы, захудалыедеревушки на другом берегу речки. Там тоже, судя по звукам, продолжалась бойня.

Кони фыркали, выворачивали головы, прижимали уши,капризничали, топали. Докучала жара.

С грохотом, взбивая пыль, к ним подскакали конники, с нимиРогач из Дубе, Вышек Рачинский, Ян Блех из Тешницы, Пухала.

— Почти конец. — Рогач харкнул, сплюнул, отер губы тыльнойстороной ладони. — Их было тысяч тринадцать. По предварительным подсчетам, мыприкончили тысячи три с половиной. Пока что. Там все еще идет работа. Кони усаксов измучены, не уйдут. Ну и мы еще добавим к счету. Добьем, думаю,что-нибудь тысячи четыре.

— Может, это не Грюнвальд, — ощерился Добко Пухала. Венявына его щите почти не было видно из-под кровавой грязи. — Может, не Грюнвальд,но тоже недурно. Что, милостивый князь?

— Пан Прокоп, — Корыбутович словно его не слышал, — не порали подумать о христианском милосердии?

Прокоп Голый не ответил. Направил коня вниз по склону, кЗдижнице. Между трупами.

— Милосердие милосердием, — зло бросил едущий немного позадиЯкубек из Вжесовиц, гейтман Билины, — а деньги деньгами! Это ж чистый убыток.Ну гляньте, вот тот, без головы, на щите золотые скрещенные вилы. Значит,Калкройт. Выкуп самое меньшее сто коп дореволюционных грошей. А вон тот, скишками наверху, виноградные ножи на косом зеленом поле, это Дитрихштайн.Знатный род, минимум триста...

У самой речки обдирающие трупы Сиротки вытащили из-под кучитрупов живого юношу в латах и яке с гербом. Юноша упал на колени, сложил руки,умолял. Потом начал кричать. Получил топором. Замолчал.

— На черном поле брус серебряный, — без всяких эмоцийзаметил Якубек из Вжесовиц, знаток, как видно, геральдики и экономии. — Значит,Нессельроде. Из графьев. За мальчишку пятьсот было бы. Эх, транжирим мы здесьденьги, брат Прокоп.

Прокоп Голый повернул к нему свое крестьянское лицо.

— Бог судья, — хрипло сказал. — У тех, что здесь лежат, небыло его печати на челе. Не было их имен в книге живых... К тому же, — добавилон после недолгого тяжелого молчания, — мы их сюда не приглашали.

— Неплах?

— Что?

— Ты все время приказываешь за мной следить, твои шпикипостоянно ходят за мной по пятам. И долго это будет продолжаться?

— А что?

— Мне кажется, в этом нет необходимости...

— Рейневан, я тебя учу, как ставить пиявки?

Они помолчали. Флютек то и дело поглядывал на обрезаннуюверевку, свисающую с балки.

— Крысы, — задумчиво сказал он, — бегут с тонущего корабля.Не только в Силезии крысы готовят заговоры по грангиям и замкам, пытаютсязаполучить заграничных покровителей, лижут задницы епископам и герцогам. Потомучто их корабль тонет, потому что страх-то — вот он, у самой жопы, потому чтоприходит конец тщетным надеждам. Потому что мы идем вверх, а они летят вниз, вклоаку. Корыбутович скопытился, под Усти погром и резня, ракушцы разбитынаголову и уничтожены под Цветтлем, на Лужицах пожары аж до самого Згожельца.Угерский Брод и Пресбург в ужасе, Оломунец и Тырнава трясутся за своимистенами. Прокоп торжествует...

— Пока что.

— Что «пока что»?

— Там, под Стжибором... В городе говорят...

— Я знаю, что говорят в городе.

— На нас надвигается крестовый поход.

— Нормально.