— Посему не имеет значения, —Флютек указал головой на балкуи обрезанную веревку, — кем он был. Важно, что успел повеситься, когда мывыламывали двери, и что я не смогу заставить его говорить. А ты его неидентифицировал. Ты утверждаешь, что это не тот. Не тот, которого ты якобыподслушал, когда он вступал в заговор с вроцлавским епископом. Правда?

— Правда.

Флютек смерил его мерзким взглядом. Глаза Флютека, черные,как у куницы, узко посаженные по сторонам длинного носа, словно отверстиястволов двух гаковниц, способны были глядеть исключительно мерзко. Случалось, вчерных глазах Флютека появлялись два маленьких золотых чертика, которыенеожиданно, словно по команде, одновременно начинали кувыркаться. Рейневан ужевидел нечто подобное.

Такое обычно было предвестником весьма малоприятных вещей.

— А я думаю, — сказал Флютек, — что неправда. Я думаю, тыврешь. Что врал с самого начала, Рейневан.

Откуда Флютек взялся у Жижки, не знал никто. Разумеется,сплетни ходили. В соответствии с одними Богухвал Неплах, истинное имя — Йехорамбен Исхак, — был евреем, учеником раввинской школы, которого просто так,каприза ради, пощадили во время резни в Хомутовском гетто в марте 1421 года. Подругим его действительно звали Богухвал, но не Неплах, а Готтлоб, и был оннемцем, купцом из Пльзени. В соответствии с третьими, он — монах-доминиканец,которого Жижка — по неведомым причинам — лично спас во время избиения иуничтожения священников и монахов в Беруне. Четвертые утверждали, что Флютекбыл чеславицким приходским священником, который своевременно учуял конъюнктуру,примкнул к гуситам и с неофитским жаром забирался Жижке в жопу так рьяно, чтодоскребся до этой должности. Рейневан был склонен верить именно последнему —Флютек должен был быть попом, в пользу этого говорили его мерзопакостнаялживость, двуличность, жуткий эгоизм и прямо-таки невообразимая алчность.

Собственно, именно жадности Богухвал Неплах был обязан своимпрозвищем. Потому что когда в 1419 году католические паны завладели Кутнойгорой, главнейшим в Чехии центром добычи руды, отрезанная от кутногорских шахти монетных дворов гуситская Прага начала штамповать собственные деньги, медякис исчезающе малым количеством серебра. Это были никудышные деньги, практическиничего не стоящие, с паритетом почти равным нулю. Пражскими монеткамипренебрегали и презрительно называли их «флютками»[22]. Поэтомукогда Богухвал Неплах начал исполнять у Жижки обязанности шефа разведки,прозвище «Флютек» мгновенно прилипло к нему. Ибо вскоре оказалось, что БогухвалНеплах не пропустит оказии украсть или присвоить любой плохо или хорошо лежащийфлютек. Любое мало-мальски ценное дерьмо.

Каким чудом Флютек удержался при Жижке, который в своемНовом Таборе расхитителей карал сурово и железной рукой давил воровство,оставалось загадкой. Загадкой оставалось, почему Неплаха позже терпел не менеепринципиальный Прокоп Голый. Напрашивалось одно объяснение — в том, что онделал для Табора, Богухвал Неплах был профессионалом. А найти профессионаланелегко. Поэтому приходится многое прощать.

— Если ты хочешь знать, — начал Флютек, — то твой рассказ,как, впрочем, и твоя личность, с самого начала пользовались у меня весьманебольшим кредитом доверия. Тайные сборища, секретные совещания, всемирные заговоры— все это хорошо в литературе, приличествуют этакому, скажем, Вольфраму фонЭшенбаху, у Вольфрама действительно приятно читать о тайнах и заговорах... омистерии Грааля, о Терре Сальбэше[23], о всяческих Клингзорах,Флагетанисах, Файрефизах и прочих Титурелях. В твоем рассказе было немногомноговато такой литературщины. Иными словами, я подозреваю, что тыпросто-напросто налгал.

Рейневан ничего не сказал, только пожал плечами. Явнодемонстративно.

— Поводы для твоих выдумок, — продолжал Неплах, — могут бытьразличными. Ты сбежал из Силезии, как утверждаешь, потому что тебя преследовалии тебе грозила смерть. Если это правда, то у тебя действительно не было другоговыбора, как втереться в доверие Амброжу. А как сделать это поудачней, если непредостеречь его о готовящемся на него покушении? Потом тебя привели к Прокопу.Прокоп в беглецах из Силезии обычно видит шпионов, поэтому вешает всех подряд,и persaldo[24] выходит одно на одно. Так как же спасти своюшкуру? Ну, хотя бы взять и рассказать о тайном совете и заговоре. Что скажешь,Рейневан? Как это звучит? Вольфрам фон Эшенбах позавидовал бы. А турнир вВартбурге ты выиграл бы как пить дать... Так что причин сочинять, — спокойнопродолжал Флютек, — у тебя было достаточно. Но в действительности, я думаю,была только одна.

— Конечно. — Рейневан прекрасно знал, о чем речь. — Одна.

— Мне, — в глазах Флютека появились два желтых чертика, —больше всего по сердцу та гипотеза, что твое плутовство имеет целью отвлечьвнимание от действительно существенной проблемы. То есть от пятисот гривен[25], реквизированных у ограбленного сборщика податей. Что ты наэто скажешь, медик?

— То же, что обычно. — Рейневан зевнул. — Ведь мы это ужепроходили. На твои заезженные и нудные вопросы я, как всегда, дал столь жезаезженные и нудные ответы. Нет, брат Неплах, я не поделюсь с тобой деньгами,реквизированными у ограбленного колектора. Причин тому несколько. Во-первых, уменя нет этих денег, поскольку не я их «реквизировал». Во-вторых...

— А кто?

— Нужный ответ: понятия не имею.

Золотые чертики подпрыгнули и кувыркнулись.

— Лжешь.

— Конечно. Можно идти?

— У меня есть доказательство тому, что ты лжешь.

— Ишь ты.

— Ты продолжаешь утверждать, что тот мифический съезд, —Флютек просверлил его взглядом, — происходил тринадцатого сентября и что в немпринимал участие Кашпар Шлик. Так вот из вполне достоверных источников я знаю,что тринадцатого сентября 1425 года Кашпар Шлик находился в Буде. А значит, немог быть в Силезии.

— Хреновые у тебя источники, Неплах. Впрочем, нет, этопровокация. Пробуешь меня подловить. Кстати, уже не в первый раз. Верно?