Данил, абсолютно автоматически зафиксировав в памяти номертачки, не спеша пошел вверх по лестнице. Хвоста по дороге не было, да исканер-перехватчик он все время держал настроенным на милицейские частоты, ноникаких подозрительных переговоров не услышал. И во дворе никогоподозрительного не засек, что, впрочем, не есть повод для беспечности – еслизахотят следить всерьез, ты их не увидишь и не услышишь. Могли прилепить кмашине и «пищалку», но это вряд ли – как-никак не в Европах, что-то не слышнобыло о таком прогрессе, разве что столичные заявятся… В конце-то концов, ничегопротивозаконного он не совершает и не замышляет даже…

Навстречу попался рослый хмырь, упакованный по фирме – да нев Гонконг и не в Индию, а в натуральную Западную Европу. Но все равновульгарностью так и перло – шестерка высокого полета, только-то и всего. Какраз для розово-сиреневой «Тойоты». Прошел, не видя, небрежно задел литым плечом– фирмовая наклейка с солнечных очечков, понятно, не отклеена, жует резинку идумает, что он Чак Норрис, благо под полой чего-то такое топырится…

Данил ради интереса приостановился. Внизу мягко, почтинеслышно заворчал мотор. Точно, сел в «Тойоту». Ну и хрен с ним, так и такотложился в памяти…

Он нажал белую кнопку. Звонок мелодично замяукал. Дверьраспахнулась моментально.

– Вот так откроешь однажды – а тебе в лоб вместопривета, – сказал Данил. – И поплывут вещички вереницей…

– Но остается надежда, что сначала все же изнасилуют насовесть… – мечтательно сказала Светка, поборов легкое удивление. – Ая-то…

– А ты-то думала, что это мистер из «Тойоты»вернулся? – Данил без приглашения прошел в прихожую и уверенно свернул вкомнату.

– Ох, милый, я тащусь… Неужели соизволил следить?

– Дедукция, самая примитивная, только и всего, –Данил сел в кресло, вынул сигарету и огляделся.

Тут и пионер сообразил бы, чем хозяйка занималась долго истарательно – на тахте икебана из простыней в художественном беспорядке,бокалов два, видеокассеты грудой по ковру, а на экране мельтешат голые шлюхи всложном переплетении, вроде бы среди них иногда мелькает и мужик, но Данил нестал особенно присматриваться. Поднял за горлышко увесистую черную бутылку,держа двумя пальцами, оглядел:

– В «Бахусе» – двести штук. Настоящий. Прогрессируешь,подруга?

– Коли друг не жмот… – безмятежно сказала Светка,влезла с ногами на тахту и тоже потянулась за сигаретой. – Господи, ты ибутылочку-то держишь так, чтобы не оставить отпечатков. Ну, волчарик… Ты негрохнуть ли пришел бедную разведенку?

– Размечталась.

– Ну, тогда хоть трахнул бы…

– Перебьешься, – он повернулся к видаку и ткнулпальцем в крохотную клавишу. Незакомплексованные будни простыхзападноевропейских трудящихся исчезли с экрана. Заодно Данил вырубил ителевизор.

– Что это ты с утра такой вежливый?

– Съел что-нибудь, – кратко сообщил Данил.

Светка, поджав ноги, разглядывала его с капризнымлюбопытством. Черт ее знает, как ей это удавалось, но она и сейчас была свежа ипрекрасна – с полурассыпавшимся узлом белокурых натуральных волос, в чистосимволически запахнутом халате, с подозрительно блестевшими щеками, еще неотмывшаяся после мужика. Как всегда, ее хотелось не просто иметь, а лютонасиловать до упора. Потому-то бедный Вадик с ней и выдержал пять лет – тутсломается и кто покрепче…

– Ну, и что это за мэн с «Тойотой»?

– Нет, правда, взревновал?

– Надейся… Просто интересно.

– А… Вроде тебя – работает на фирме, все у негосхвачено, все у него есть…

– Ну, так уж и вроде меня?

– Ах да… Ты же у нас герой-андроповец. Или кто там,крючковец? Честный частный дефектив… Коньяк будешь?

– За рулем. И дело есть.

– Ну, я тогда купаться… На скорую руку, – онасоскользнула с дивана, не озаботившись запахнуть халат, и направилась в ванную.

– Эй! – окликнул Данил. – Говорю же, естьдело.

– Ну иди и вытащи меня отсюда… – томно прозвучалоиз ванной.

Он мысленно плюнул, придвинул телефон и набрал номерквартиры в Северо-Восточном. Выслушав пять-шесть длинных гудков, осторожноположил трубку на столик, и она еще пару минут гудела. Но на том конце проводаникто так и не отозвался. Окажись там менты, не преминули бы из профессиональноголюбопытства схватить трубочку, ибо тамошний телефон – с определителем номера…Значит, нет их там. Мелочь, а приятно.

Он покопался в груде кассет, обнаружил «Всплеск» и включил,не перематывая. Очаровательная русалочка металась в ванной, торопясь высушитьроскошный рыбий хвост, чтобы побыстрее обернулся ножками, а забеспокоившийсялюбовничек колотился снаружи в дверь – дети, мне бы ваши заботы…

– Опять ты этой селедкой любуешься?

– Очень уж романтично и трогательно, – сказалДанил. – Вот и тащусь помаленьку.

– Ты бы лучше от меня тащился, энкаведешникхренов… – Светка уселась на толстый кожаный подлокотник, закинула рукуДанилу на шею.

От ее бедра сквозь тонкий халат прямо-таки пробирало жаром.Данил с остатками затаившегося где-то глубоко стыда вспомнил, как взял еевпервые год назад – здесь же, в ванной. Она была подвыпивши, да и он был хороши ничего не смог с зовом плоти поделать, хоть в комнате и дрых надравшийсяВадька, уголком сознания Данил стыдился тогда, но яростное наслаждениепревозмогало все прочие чувства. Да и на трезвую голову выходило в точности также. Бог ты мой, где он потом только не обладал ею – в машине, на даче, в лесу,на столе у себя в кабинете, так что получались «Тридцать девять с половинойнедель», честное слово. И у всех прочих ее мужиков, краем уха друг о другенаслышанных выше крыши, было, несомненно, точно так же. И ничего тут неподелать морали, потому что белокурая генеральская дочка – блядь по духу ипризванию, на молекулярном уровне, оттого, должно быть, в жизни ничего неловила, хоть презервативов терпеть не могла – природа старательно берегласовершенную машину для полноценной работы…

Тугая грудь с твердым темно-вишневым соском круглилась усамого его лица, но он сказал спокойно:

– Вадьку убили.

– Да? – она на миг замерла. Но только на миг. Илизнула его в ухо, глубоко проникая языком: – Значит, я отныне – неутешнаявдова? И что теперь прикажешь делать – рыдать с драньем волос?.. Вот такое ячудовище, что тут поделать? Милый крючковец, я этого обормота сто лет каквыкинула из жизни, держа исключительно для мелких эпизодов, и потому не станемразыгрывать древнегреческих трагедий… – и ее рука с наманикюреннымимолочно-белым лаком ноготками недвусмысленно поползла к «молнии» его брюк.

– Хватит, – сказал Данил, уже чуточкураздраженно. – Было и прошло, кажется, обговорили во всех деталях. Убраларучки, запахнула халат, села поприличнее. И вообще, покинула чужие колени.