— Час назад. Я вышла из кабинета, чтобы немного пройтись. Исразу заметила, кто-то лежит. Подошла ближе и увидела его. Вот и все, —сообщила старшая медсестра.

— И вы сразу позвонили к нам? — уточнил Шаболдаев.

— Нет, — недовольным голосом ответил Бармина, — я подождалаглавного врача. Он приехал через полчаса. Я обязана докладывать обо всемслучившемся сначала только ему. У нас ведь не совсем обычное учреждение. Он квам сразу позвонил.

— Да, — подтвердил Лаидов, — как только увидел этого человека.От нас очень трудно звонить. Связь только через коммутатор нефтяников.

— Я знаю, — кивнул майор, — он здесь так и лежал?

— Да, — чуть неуверенно сказал главный врач, — так и лежал.

Майору не понравилась эта неуверенность. Но он не сталбольше ничего спрашивать. Эксперт, закончив предварительный осмотр, отошел оттела убитого. Шаболдаев подошел к нему.

— Как, по-вашему, когда его убили?

— Ночью. Точно не скажу. Нужно знать погоду. Тело могло заночь остыть, а сейчас нагреться. Видите, какое сегодня солнце. Но убийство былоночью. Время можно будет уточнить позднее.

— Как вы думаете, его убили прямо здесь?

— Этого я не знаю. Но никаких следов борьбы вокруг нет. Яуже смотрел. Хотя вокруг него было много людей. А так все в порядке. Его сюдане тащили, это точно. Пиджак надет нормально, рубашка заправлена в брюки.Может, его ударили чем-то тяжелым.

— Кому он здесь был нужен? — пробормотал Шаболдаев. — И кудатогда делся его убийца? Растворился, что ли?

— Этого я не знаю, — улыбнулся эксперт. — Но нужно всепроверить.

— Может, у него на теле есть какие-нибудь наколки или знаки?

— Я этого пока не знаю. Не видел. Только вскрытие дастполную картину всего случившегося. Удар был сильным. Это я могу сказать определенно.Разбили всю голову. Смерть наступила мгновенно. Пока это все, что я могусообщить.

— Спасибо, — разочарованно пробормотал Шаболдаев. Онзаметил, как водитель прокурорской машины достает спирт для начальства.Необходимую очистку проходили все приехавшие в этот поселок. Шаболдаев увидел ипрезрительную улыбку главного врача, обменявшегося быстрым взглядом смедсестрой. Майору не понравились эти быстрые взгляды. В них было какое-тоторжество. Словно Лаидов получил подтверждение чему-то своему.

«Они, наверно, нас всех презирают, — подумал майор. — Ониведь проводят здесь многие годы, а мы боимся даже прикоснуться к чему-то,опасаясь заразиться этой проклятой болезнью. Представляю, что они о насдумают».

Он подозвал лейтенанта Касымова:

— Доложи в райотдел, что здесь произошло убийство, — выдавилиз себя, — а потом попроси фотографа сделать несколько хороших фотографий этогонесчастного. Чтобы его можно было опознать. Поедем с тобой в спецкомендатуры иколонии. Может, кто-то его узнает.

— Это точно не заключенный, — сказал лейтенант, — вы еготуфли видели? А часы?

— Делай, что говорю, — устало приказал Шаболдаев, — пустьподготовит фотографии. После обеда поедем с тобой по району. Всего восемьколоний и спецкомендатур. Девятая и двенадцатая колонии особого режима закрыты,их я отбрасываю. Если там ушел кто-нибудь, сразу выяснится при утреннейпроверке. Третья колония находится далеко отсюда, в Гобустане. Значит, остаетсячетвертая колония-поселение и четыре спецкомендатуры. Не так много. Нужно будетобъехать их все…

— Слушаюсь, — уныло сказал лейтенант.

«Все-таки это убийство, — подумал Шаболдаев, — показателирайотдела мы уже испортили. Нужно в оставшиеся дни раскрыть преступление. Тогдастатистика будет в нашу пользу».

Он посмотрел на старшего прокурора и понял, что и тоговолнует статистика. Видимо, у прокуроров было свое собственное социалистическоесоревнование.

В тот день с раннего утра шел сильный дождь. Мать ходила подому, высохшая, сгорбившаяся, похожая на мумию. Инга впервые подумала, что матьсовсем не старая женщина. Ей было чуть больше пятидесяти. Но выпавшие на еедолю испытания последних лет превратили ее в старуху.

Вещи были собраны заранее. Несколько любимых книг, томикстихов Есенина, личные вещи. Последних было не очень много. Там, куда онаотправлялась, костюмы и платья ей больше не будут нужны. Лишь одно, любимоекрасное платье, привезенное отцом из Германии еще несколько лет назад, онаположила в чемодан.

Прощание было тягостным для всех. Мать не плакала, простобольше не было сил. Всхлипнула младшая сестра, уже давно не подходившая кстаршей, но на этот раз даже решившаяся обнять Ингу на прощание.

И потом была долгая дорога в Умбаки. Дождь к тому времени ужепрекратился, выглянувшее солнце осветило светло-серые корпуса лепрозория, когдаони въехали в поселок. Дядя угрюмо молчал всю дорогу, а Инга, наоборот,чувствовала себя лучше, словно наконец разрешив все сомнения относительновыбранного пути.

Ничего страшного в поселке не было. Дважды им попадалисьпрохожие, и Инга замирала от ужаса, ожидая увидеть нечто невообразимое. Самабольная проказой, она с ужасом представляла, как подобная болезнь можетотразиться на ком-то другом. Но встреченные ими прохожие внешне были абсолютнонормальными людьми. Уже позже Инга узнала, что в самом поселке сохранилосьнесколько домов, где жили семьи, не захотевшие переселиться отсюда после войны,когда в неперспективном отдаленном поселке начали строить лепрозорий.

Машина подъехала к административному зданию лепрозория,выделявшемуся среди остальных. Оно было покрашено и оштукатурено гораздо лучше,чем другие. Из домика вышла высокая худая женщина неопределенного возраста вбело-сером халате. Равнодушно взглянула на приехавших.

— Новичков привезли, — то ли спросила, то ли сказала она.

Инга вылезла из автомобиля, с интересом осматриваясь вокруг.Это место теперь должно было стать ее домом. Было тихо и как-то по-сельскомуспокойно. Где-то мычала корова, слышалось недовольное ворчание дворовой собаки.

— Чего стоишь? — услышала она за спиной голос женщины. — Идив дом.

Она послушно поднялась на две ступеньки и вошла в помещение.Пройдя по узкому коридору, вошла в кабинет главного врача. Его она уже виделанесколько раз в кожном диспансере, куда ее отвозила мать на консультации,считая, что это обычное кожное заболевание и его можно будет вылечить. Именнотам она познакомилась с Лаидовым, не подозревая, что совсем скоро навсегдапопадет под его полный и абсолютный контроль.

Главный врач был человеком спокойным, мягким. Работа снесчастными не сделала его циником, не отвратила от жизненных радостей. Емубыло уже под шестьдесят, много лет он провел в этой больнице. Может, на егохарактере сказывалось отсутствие проверяющих и ревизоров, которые не рисковализаезжать сюда и досаждать его учреждению своими проверками. Может, простосказывалась его изначально жизнерадостная натура. По натуре он был человекомдобрым и непоследовательным. Дома находился под полным контролем своей строгой супруги.Именно поэтому в Умбаки он чувствовал себя на своем месте. Он был немножкогурманом, и одна из медсестер постоянно возилась на кухне, готовя ему различныеблюда.