Шаболдаев знал правила игры и никогда не посмел бы взятьденьги у руководителей райсмешторга или отдела общественного питания. Теплатили напрямую начальнику милиции и прокурору. Был еще и невообразимо богатыйначальник отдела рабочего снабжения, который платил министрам и чиновникам вцентре, а иногда и приезжал лично с большим портфелем к самому ЯковуАлександровичу Тоболину. В районе все знали, в какие именно дни начальник ОРСаделает эти выплаты Тоболину, и считали это обычным порядком вещей.

Но и те, с кого брали деньги, тоже знали правила игры.Хозяин киоска, обязанный платить Шаболдаеву натурой и деньгами, не имел правалично давать деньги прокурору или секретарю райкома. Да у него никто бы их и непринял. Вместе с тем он не обязан был платить и другим офицерам милиции изспецкомендатур и колоний, у которых были свои постоянные источники доходов. Этиофицеры хорошо наживались на заключенных и не имели права обирать местноенаселение. В свою очередь, и местное руководство района не вмешивалось в деятельностьрасположенных на ее территории колоний и спецкомендатур, понимая, чторуководство этих подразделений обязано обеспечивать бесперебойное поступлениеденег в свое Управление и свое Министерство.

Когда машина уже подъезжала к Умбаки, Шаболдаев достал сзаднего сиденья водку и, открыв бутылку, сделал несколько глотков. Поморщилсяи, развернув одну конфету, стал яростно ее жевать. Протянул бутылку лейтенанту.

— Выпей. Это для дезинфекции нужно. Там все прокаженныебудут.

Лейтенант послушно сделал несколько глотков. Но не сталзакусывать конфетой, лишь с шумом втянул в себя воздух.

— А ты не выходи из машины, — строго приказал сидевшему зарулем сержанту майор Шаболдаев, — и смотри, чтобы никто не трогал автомобиль.Никто чтобы к нему не прикасался.

Машина въехала в поселок. Как обычно, было тихо и спокойно.Шаболдаев однажды приезжал сюда три года назад, во время выборов, когда местныежители и больные должны были проголосовать. В советские времена явка голосующихдолжна была быть почти абсолютной. И потому урну привезли в Умбаки, всеосторожно опустили бюллетени в урну, и ее снова увезли из поселка. Впрочем, наВостоке существуют свои традиции. И быть избранным против воли местногопадишаха нельзя ни в коммунистические времена, ни в демократические.

У административного здания больницы машина остановилась.Лейтенант, никогда ранее сюда не приезжавший, невольно вздрогнул, увидевпроходившего мимо человека с перевязанным лицом. Видны были только глаза,наблюдавшие за приехавшими. Шаболдаев вылез из машины, оглядываясь вокруг. Онне сомневался, что сейчас десятки пар любопытных глаз наблюдают за нимиотовсюду. Но больные проказой были лишены главного человеческого качества —уверенности в себе. И потому не рисковали появляться перед внезапно приехавшимив поселок незнакомцами.

Дверь открылась, и лейтенант снова вздрогнул.

Но на этот раз это был главный врач лепрозория, краснощекий,пышуший здоровьем человек. Он подошел к приехавшим и, предусмотрительно непротягивая руки, представился:

— Доктор Лаидов.

За ним вышла высокая худощавая женщина в белом халате. Онастрого смотрела на приехавших, не скрывая своего недовольства. Посетителей тутявно не любили.

— Мой заместитель — старшая медсестра Бармина, — показал наженщину главный врач. — Она и нашла сегодня утром труп.

— Майор Шаболдаев, из райотдела милиции, — представилсяприехавший. — Я у вас был, доктор, во время выборов.

— Да, я вас помню, — кивнул врач, — может, зайдемте ко мне?— предложил он, наверняка зная, что услышит отказ.

— Нет, — отклонил его любезное предложение майор, — пойдемпосмотрим ваш труп. Почему вы решили, что его убили?

— Вы сейчас все сами увидите, — сказал главный врач,приглашая идти за ним.

Но сначала майор пропустил Бармину, а уже затем вместе слейтенантом пошел за врачами, предусмотрительно не подходя к ним слишкомблизко.

Они направились в сторону небольшого фруктового сада,расположенного сразу за соседним домом. Майор обратил внимание на расположенныйсправа от дома колодец.

— Он еще работает? — спросил, показывая в ту сторону.

— Да, — кивнул главный врач, — мы уже пришли. Я распорядилсянакрыть его брезентом, чтобы не пугать больных.

Он прошел к одному из ближайших деревьев и, наклонившись,стащил брезент.

Майор подошел ближе. Посмотрел на лежавшее тело. Наклонилсянад ним. Сел на корточки. Достал из кармана носовой платок, вытер лоб.

Труп лежал здесь, очевидно, уже давно. Кровь на рубашке быласпекшаяся, буро-коричневого цвета. «Неужели его и убили прямо здесь», — сотвращением подумал майор.

Потом поднял голову и, глядя на застывших врачей, строгоспросил:

— Вы его не знаете?

— Нет, — убежденно ответил Лаидов, — первый раз видим. Он ненаш, это совершенно точно. Чужой. Своих я всех знаю.

Шаболдаев посмотрел еще раз и, вздохнув, поднялся. Настроениеу него резко испортилось. Перед ним лежал мертвый человек с размозженнойголовой. Не нужно было даже его переворачивать, чтобы понять, как именно погибнеизвестный. И рядом не было ничего такого, откуда он мог свалиться. Не сфруктового же дерева упал этот тип.

Майор еще раз посмотрел на лежавший перед ним труп. Нижняячасть тела все еще была прикрыта брезентом. Сравнительно молодой мужчина спризнаками явной насильственной смерти, не заметить которую было простоневозможно.

— Может, мы все-таки вызовем экспертов? — нерешительноспросил лейтенант Касымов, тоже понявший, что произошло.

Одно дело протокол трупа неизвестного бомжа, умершего отболезней или голода своей смертью. Совсем другое — насильственное убийство. Онобудет потом висеть на райотделе, и если они не вызовут экспертов, все неудачипо расследованию этого убийства припишут им. Шаболдаев сознавал, что лейтенантправ.

— Позвони в райотдел, — негромко разрешил он, — пустьпришлют всю группу целиком. Как полагается. Экспертов, фотографа… И сообщипрокурору. Это наверняка убийство, значит, расследование должны вестиследователи прокуратуры.

«А подполковник оторвет мне голову», — с ужасом подумал он,снова наклоняясь над убитым…

Ингу привезли сюда три месяца назад. О своей болезни оназнала вот уже два года. Два года бестолковых поисков чуда, хождений познахаркам и ворожеям, мучительные уколы, поездки в Москву и в Киев, различныепроцедуры, иногда довольно болезненные, посещение всех возможных святых мест, икак итог — направление в лепрозорий. Болезнь начала прогрессировать, и сталоясно, что с этим уже ничего нельзя сделать.