По спине пробежала холодная ящерица. Зеленые глаза неуловимобыстро превратились в невинно голубые, поблистали искорками, словно выбираяоттенки, затем пришла сплошная синева, густая и вызывающе яркая.

– Это еще не все, – пробормотал бородач, егостранно черные глаза, совсем без зрачков, следили за женщиной с краснымиволосами, но вдруг уронил взор, поспешно потянулся за пивной кружкой.

Я поднял глаза на хозяйку корчмы. За стойкой ее не было, а вследующее мгновение она с неспешной грацией подходила к нашему столу, возникнувиз синего дыма.

Ее внимательные глаза, ставшие почти лиловыми, заглянулимне, казалось, во внутренности. Красиво вырезанные губы изогнулись в улыбке, нов голосе звенело веселое предостережение:

– Добро пожаловать, герой!.. Но позволь сразума-а-ахонький совет...

Я поклонился:

– От такой женщины... да хоть чашу с ядом!

– Ты предпочтешь чашу с ядом, – сказала она ужебез улыбки, – если заденешь моих гостей. Хоть тут драка не затихает, ноесли явится наглец, вздумавший устанавливать свои порядки, ему никто непозавидует. Здесь нет, естественно, равных тебе героев, но все вместе ониперевернут мир без особой натуги! И нет бога или героя, который бы выстоял...Словом, отдыхай, но если хочешь присоединиться к разговору, сперва послушай, очем говорят. А теперь, что предпочитаешь? Есть пиво, хмельной мед, эль,сагаска, энсуки...

Я вскинул обе ладони:

– Сдаюсь! Мне – пива. А сорт... На ваш выбор. Или чтопосоветует этот лохматый.

По ее смеющимся глазам понял, что тон взял верный. А бородачВитим сказал повеселевшим голосом:

– Ты угадал, я по пиву здесь первый. Тогда еще потемному артанскому всем! А новичку и кубок вина из Куявии.

Когда хозяйка исчезла, я сказал, глядя ей вслед:

– Фу, как гора с плеч. Красивая, но почему у менямурашки по спине размером с черепах?..

– Красота – страшная сила, – сообщилбородатый, – Верно, Большеног?

По проходу между столами, задевая сидящих, тихохонько прошелсогнутый человек в темном плаще, капюшон надвинут на глаза, прошел к соседнемустолу со свободным стулом, смиренно сел и подозвал отрока. Я сидел близко, нопосетитель заказывал шепотом, я только и успел услышать что-то про славянскуюмедовуху, тут же три чудища с той стороны стола прервали злую перебранку,уставились подозрительными глазками, у одного их оказалось три, один зарычал, удругого ногти на глазах превратились в длинные как ножи когти, а третийпротянул через стол невообразимо длинную волосатую лапу:

– Гр-р-р-р!.. Мер-р-р-рзавец!..

С нашего стола, опрокинув лавки с завопившим бородачем,вскочили Большеног и Витим. Новоприбывшего ухватили мощными дланями, мигомсорвав плащ и капюшон. Я только на миг успел увидеть все того же озлобленногомужичонку с крысиным лицом, тут же кулак размером с его голову с чмоканьем влипв его лицо, я видел только мохнатые и чешуйчатые спины Большенога и Витима, уБольшенога в щелях между пластинками в районе лопаток пробивались как уангелочка крылышки. Правда, темные, и не в перьях, а кожистые, с тонкойпросвечивающейся пленкой.

Несчастного уволокли к дверям, на ходу пиная ногами. Витим,ругаясь как варвар, поднял лавку и плюхнулся всем весом, раздраженный почищефутбольного болельщика на концерте Рихтера.

Я сидел так, что уголками глаз наблюдал за столами справа ислева, но когда за соседним столом на одного человека стало больше, я толькопротер глаза, посмотрел на кубок с вином. Глюки, за тем столом беседа идет так,словно все пьют уже суток трое.

Над головой качнулся воздух, волосы растрепало. За соседнимстолом мужик успел пригнуться. Табуретка грохнулась о стену. Обломки посыпалисьна пол, на стол к нам упала щепка. Бородач, не отрывая толстых губ от кружки спивом, щелчком сбросил ее на пол, кивнул:

– Зря это...

– Что? – поинтересовался я.

За три стола отсюда человек пять лупили друг другатабуретками, стульями, бодались, лягались, хвостались, Стоял треск, я слышалбухающие удары, чавк, хлопанье и сиплое дыхание, что обрывалось резко, будтокулак... или шипастый хвост вышибал все внутренности.

– Стулья, – сказал Витим презрительно. – А тои вовсе – креслы! Тьфу!.. То ли дело – лавка. Старая добрая лавка. ЕЇ и неподнять такому хиляку... вишь, стулом размахался, ерой?.. Зато уж еслиподнимешь, то как пойдешь махать, как пойдешь...

Лицо его стало мечтательным, глаза умильно закатились подлоб. Я невольно пощупал лавку, на которой сидел: добротная, дубовая, на тяжелыхколодах вместо ножек, а в длину для полдюжины широких мужчин. Если такоймахнуть по корчме...

Неуловимо быстрое движение привлекло мое внимание. Застоликом слева народу уже оказалось вдвое больше. Черт, неужели это чертовопиво что-то делает с моими глазами? Один из прибывших еще не успел снять плащ,на пол сбегала вода, а когда откинул на спину капюшон, я увидел веселое и злоелицо, рыжеватые волосы. Прибывший плотоядно потер ладони. На столе тут жепоявился узкогорлый кувшин.

Витим, поймав мой взгляд, сказал вполголоса:

– Иные так спешат в корчму, что прямо из своих нор...Ну, кто с высоких гор, кто из леса, кто из песков! Наловчились, прыгунычертовы...

Я все с тревогой посматривал на жадно пожирающего сушенуюрыбу прыгуна. Быстрые хищные пальцы драли чешую так, что чешуя летеласеребристыми блесками как конфетти из хлопушки. В чаше пузыристая пена какподнялась пышной шапкой, так и застыла в ожидании.

– Как сразу?

– Да так вот. Минуя порог. И даже не зрят на красивыйгород, что обижает хозяйку корчмы. Она ж не только здесь хозяйка! Старается,украшает город, а им все по... гм... словом, нажраться бы поскорее, да в морду,да в рыло!

За столом заорали, я услышал мощный звон, с которымстолкнулись исполинские кубки, размером с те, которые вручают что-то поднявшим,пробежавшим или куда-то прыгнувшим.

От двери снова был шум, возмущенный крик. Я видел каккому-то надавали по шее, вытолкали. Похоже, это прорывался все тот же, самыйумный и замечательный, который хотел, чтобы в корчме жили по его правилам. Аможет, и другой, ведь, как известно, это доброе и разумное надо сеять, а потомеще и окучивать... знать бы, что это такое, а вот дурни и без всякогоокучивания как из-под земли прут целыми толпами.

За столом слева, куда явился, минуя городские врата, рыжий,пили и спорили странствующего вида не то дервиши, не то... словом, суфии. Уодного на выцветшем плаще уцелело изображение хищных крыльев, у другого –странного животного, смутно знакомого, но настолько все стерлось, что я толькоподумал, что оба не то из разных философских школ, либо с разных континентов,

Мне показалось, что увлеченно философствуют о законахмироздания, но когда один вдруг вскипев: ах, на трех слонах?, вскочил и такумело попал кулаком в челюсть оппоненту, посмевшему придерживаться устаревшейтеории черепахистости, что я засомневался в его природном философском даре.