На вторую проблему обратил мое внимание один ученый, который задал себе вопрос: «Ведут ли здоровый образ жизни и профилактика к сокращению издержек социального государства?» Он провел большую работу и пришел к выводу: нет ни одного серьезного исследования, которое подтверждало бы это. Даже наоборот: если кто-то умирает в 41 год от бронхиальной карциномы, это стоит социальному государству меньше, так как он больше не приобретает старческие болезни, не требует расходов на уход и на пенсию. При несоблюдении здорового образа жизни стоимость социальных выплат, возможно, даже меньше. Если бы экономические аргументы действительно принимались всерьез, то доказательство финансовой вредности здорового образа жизни должно было бы привести к тому, что тот, кто сможет доказать, что он пьет, курит и в остальном нехороший человек, должен был бы платить меньше в больничную кассу, чем тот, кто ест много зернового хлеба и бегает по лесам. Это было бы абсурдно. В действительности речь идет о воспитании народа. Есть необходимость привлечь людей к здоровому образу жизни… Чего бы это ни стоило.

Существует еще одно наиважнейшее слово, которое не может отсутствовать в торжественной речи в больнице. Это слово «целостность». «Эта больница – целостная больница. Здесь господин Мюллер – это не желчь из палаты № 5, нет, здесь он – господин Мюллер из палаты № 5, со всеми его человеческими, психологическими и прочими нуждами…» Аплодисменты. Буфет. Порядок. Как правило, это направлено против хирургов, которые режут, как известно, ножами людей в бессознательном состоянии и не разговаривают с ними. Меня, как психиатра, не заподозришь в преувеличенной любви к хирургам. Как вы, вероятно, знаете, психиатр считается естественным врагом хирурга, а хирург естественным врагом психиатра. Все же на этом месте я должен защитить хирургов. Если мне придется лечь для операции желчного пузыря в больницу, а вечером перед операцией «целостный» хирург придет к моей кровати и скажет: «Знаете, я взял себе за принцип еще раз посещать людей накануне вечером, которых я оперирую на следующее утро. Мне очень важно, чтобы вы знали, насколько я вам сочувствую. Ведь операция является всегда очень тяжелым событием – в любом отношении. Люди обеспокоены, спят плохо. И когда я стою утром перед желчным пузырем, то это для меня не желчь, нет, для меня это человек…», то тогда я сразу сложу свои вещи и бегом покину больницу, так как буду бояться, что на следующее утро он в таком же состоянии будет стоять перед моим желчным пузырем и не сможет попасть в него. Ведь желчный пузырь очень мал. В хирургии я согласен быть «желчью из палаты № 5». Потому что буду точно знать: они удалят желчный пузырь, а не что-нибудь другое. Только то, что должно быть прооперировано.

А теперь серьезно. Мы предъявляем чрезмерные требования к здравоохранению с этим высокопарным пафосом целостности. Хороший хирург, который блестяще оперирует, часто не очень-то красноречив. А другой, умеющий искусно поддерживать беседу, возможно, не такой уж одаренный врач. У людей разные способности. Не спорю, что, наверное, можно встретить хирурга, который проводит блестящую операцию в 5 утра, а вечером садится на краешек кровати смертельно больного и скрашивает его последние дни сочувственной беседой или понимающим молчанием.

Однако будем реалистами. Все-таки редко один человек объединяет в себе оба качества. Сегодня много медицинских сестер считают, что у них «слишком мало времени для разговоров с пациентами». Их сетования встречают сочувствие, и такие жалобы гарантируют аплодисменты со всех сторон. Подозрительно, что так же говорит коммерческий директор и даже министерша на празднике. Конечно, доля правды в этом есть, но по большому счету не результат ли это пропаганды религии здоровья, которая требует «блага» от врачей, сестер и воспитателей? И не разочаровываем ли мы наших лучших людей такими превращенными в обряд жалобами? Медицинская сестра своими разговорами не сможет заменить бесед, которые больше не ведутся в семье, с соседями и в кругу друзей. Больница – это не санаторий. Такие преувеличенные желания перегружают медицину.

Для себя я хочу трезвую, хорошую, профессиональную, качественную медицину. Естественно, я тоже за то, чтобы с пациентом разговаривали. Естественно, я за гуманную медицину. Но я считаю опасной религиозную составляющую понятия здоровья, пригодную для торжественных речей. Общество создает себе таким образом гигантскую и безумно дорогую ширму, за которой прячутся неизбежные «пограничные ситуации человеческого существования», как их называет философ Карл Ясперс: инвалидность, болезни, страдания, боли, возраст, умирание, смерть.

Религия здоровья заставляет врача играть роль полубога, ответственного за страдания и смерть. Но о смысле жизни и благе медицине в конечном счете ничего не известно. О смерти может рассказать гораздо больше сухонькая старушка из Эйфеля, которая пережила войну и видела смерть близких и друзей, чем молодой младший ординатор, который может только снять ЭКГ. И поэтому во всей этой суете вокруг здоровья тихо звучит высказывание большого датского философа Сёрена Кьеркегора: «Спасти человека ради нескольких лет жизни – это только забава. А серьезное – умереть счастливым».

Тотальное желание эфемерного блага приводит людей лишь к разочарованию. Мы создаем мощные средства вытеснения, говорим о недостатке или избытке медицинского и эмоционального обеспечения. Ужасная картина без горизонта. Чем лучше медицина справляется с острыми заболеваниями, тем больше обращают внимание на хронические болезни. Борются против «рака». Но «рак» – это не болезнь, это дилетантское понятие, которое обобщает очень разные болезни. И речь даже не об этом. Кампании против рака – не медицинские кампании, а кампании против смерти. А это уже религиозная тема.

Чтобы избежать смерти, мы отнимаем у себя жизнь: тратим огромную часть неповторимой жизни на фитнес-студии, велнес-центры, врачей и новейшие диеты. Но потом все мы окажемся на смертном одре, и то, от чего мы так старались убежать, все равно случится. Это неизбежно. Не спросит ли себя тогда кто-либо из нас: «Не должен ли был я отдать чуть больше времени для бесед со своей женой, с детьми? Не должен ли был я сделать чуть больше для других?» Над входом в фитнес-студии красовался лозунг: «Используй время для себя!» Хорошая мысль. Но если она будет нашим главным принципом, то общество станет холодным.

У всемирных религий – иудаизма, христианства и ислама – всегда был и социальный аспект. Напротив, религия здоровья совершенно эгоистична, как и эзотерика. Посвященный в тайную науку верит только в свои звезды, в свое будущее, адепт религии здоровья интересуется только показаниями своих лабораторных анализов и прогнозом.

Здесь, видимо, уместно упомянуть «христианского» воскресного проповедника, который из раза в раз повторяет: «Люди слишком заботятся о своем теле, а важна душа, только она… Забота о душе, благополучие души… Тело – это тюрьма души…» Образованный читатель сразу же возмутится и будет прав, так как это карикатурное изображение христианства не имеет ничего общего с настоящим христианством. Это не более чем чистый неоплатонизм. А он был большим философским противником христианства.