К слову о диетах: недавно я читал в научном разделе газеты «Зюддойчецайтунг» серьезную статью о червях. Японские исследователи установили, что черви, сидящие на диете, черви, которые вообще не питаются ничем (а если и едят, то только зерна), доживают до глубокой старости. Теперь стараются перенести это на человека. Статья подозрительно замахивалась на Нобелевскую премию. Когда я, католик из Рейнской области, представляю себе, что мне нельзя вообще ничего есть, а если и можно, то только зерна, да вдобавок я даже умереть не могу… Честно говоря, для нашего брата это конкретное описание ада! Но религия здоровья обещает райские кущи.

Студии фитнеса возникают у нас там, где раньше стояли часовни Богоматери, а именно на перекрестках дорог. У этих студий огромные окна, но не для того, чтобы эти бедные измученные люди могли выглянуть в окно – им не до этого, они абсолютно измотаны, – а для того, чтобы наш брат увидел и сказал себе: «Надо и мне бы заняться собой!» Это хорошо срабатывает из-за страха перед вечным проклятьем слишком ранней смерти, в которой ты сам же и виноват, и из-за чувства нечистой совести. Впрочем, любой домашний врач может возложить на больного, имеющего медицинскую страховку, такие покаяния, которые значительно превосходят самые строгие правила средневековых орденов – когда вы должны вставать утром, во сколько вы должны идти спать вечером, где должна стоять кровать с учетом излучения Земли, чем вы можете питаться. Не говоря уж о длинном списке всего того, что вы не должны есть! В сравнении с этим устав бенедиктинцев – это чистое разгильдяйство. Люди всем этим предписаниям послушно следуют и в неудачах винят исключительно себя и собственную непоследовательность, не задумываясь, что причиной могут быть неверные медицинские указания.

И вот это слово: грех! У нас в католическом Рейнланде больше не принято – даже с католической или евангелической кафедры – говорить «грех», так как это звучит слишком жестко, а житель Рейнской области не любит такого рода выражения. Лучше сказать, например: «Кто-то сильно сбился с пути» или: «У него были проблемы с матерью, и поэтому он убил отца», что можно еще понять. Но грех? Нет, так не говорят. Подумайте: в связи с чем сегодня в принципе могут употребить слово «прегрешение»? Я скажу вам: в связи со сливочным тортом. «Да я сегодня снова немного погрешила».

Один архитектор однажды назвал больницы соборами XX века. При таком подходе клиника в Аахене – это, так сказать, собор Святого Петра Европы. Там человеком овладевают те же чувства, что и в Кёльнском соборе. Ощущаешь себя совсем маленьким и безобразным в этом огромном здании. И испытываешь то, что Фридрих Шлейермахер, крупный евангелический религиозный философ XIX столетия, обозначил характерной чертой религии, а именно «ощущение абсолютной зависимости». Эти архитектурные сооружения внушают точно такое же чувство, и там происходят не менее значимые ритуалы.

У нас, в католическом Рейнланде, визиты главного врача все больше напоминают церковные традиционные процессии. Я не знаю, знакомо ли вам уже нечто подобное. Визит главного врача абсолютно бесцелен – как и католическая процессия, – но имеет огромный смысл. Он бесцелен, так как главный врач, естественно, получит гораздо больше информации, посмотрев графики или просто поговорив с младшим ординатором. Но нет, важен сам ритуал, пациент ждет: «Когда придет шеф?» И вот уже формируется процессия: сначала ученицы школы медицинских сестер как алтарные девочки, далее медсестры, за ними старшая медсестра со Святым Писанием – с графиками наблюдений пациента, потом ассистенты, старший врач, и наконец появляется он – шеф. Этот человек, как правило, довольно стар, не очень ориентируется в своей профессии, но еще может просматривать счета и, главное, выглядит очень внушительно. В первой комнате старшая сестра нашептывает ему имя первого пациента – на старости лет позволительно забыть. После этого шеф задает больному те же вопросы, что и на прошлой неделе, получая те же ответы – все как на Святой мессе.

Наконец наступает апогей визита: главный врач переходит к сакральному языку. Греческий язык и латынь почти исчезли из католического богослужения, но в религии здоровья они по-прежнему очень важны. Главный врач, которого можно полностью понять, считается некомпетентным. Завершая визит, шеф говорит задумчиво старшему врачу: «Знаете, коллега, я скорее остановлюсь на идиопатическом нарушении». Он сказал «идиопатическое»! Пациент глубоко взволнован. Главный врач степенной походкой выходит из комнаты, дверь закрывается – и вот уже пациент висит на телефоне, звонит домой и говорит: «Фридочка, он сказал «идиопатическое»! Не можешь ли посмотреть в медицинском словаре, что, собственно, это обозначает?» Фридочка находит нужную статью в справочнике и говорит: «идиопатическое означает: мы не знаем, от чего это заболевание». Поэтому я всегда настоятельно отговариваю пациентов от приобретения медицинских словарей: они уничтожают эффект плацебо.

Однако на самом деле все не так смешно, как кажется: политические последствия пропаганды религии здоровья весьма существенны. Если бы именно здоровье было наивысшей ценностью, то все население земного шара нужно было бы постоянно диагностировать и лечить. Это был бы ад для всех – не только потому, что мы не вылезали бы из труб магнитно-резонансной и компьютерной томографии, но и потому, что это привело бы к немедленному финансовому краху системы здравоохранения. Это абсолютно ясно каждому, кто в курсе проблем. Тем не менее никакой политик, который хочет еще раз быть избранным, никогда не заявит, что в будущем неизбежно придется принимать ограничения в области здравоохранения. Можно говорить лишь о том, что эффективность и качество системы должны улучшаться, что не может быть медицины двух сортов, что должна господствовать солидарность и что, само собой разумеется, «каждый гражданин должен получить все медицински необходимое». Это абсолютно политкорректно. Но как только вы, как политик, скажете, что есть не только медицински необходимое, но и медицински необязательное – вас больше не изберут.

Рост издержек в здравоохранении, по моему мнению, напрямую связан со все большей популяризацией религии здоровья. Абсолютно абсурдное религиозное восприятие понятия «здоровье» ведет к тому, что любой призыв сократить расходы в области медицины расценивается как богохульство. Расходы всех больничных касс в 2006 году превзошли расходы федерального бюджета. А если добавить к этому суммы, которые люди тратят на велнес, фитнес и покупки диетических продуктов, можно будет смело утверждать: «Мы – единая экономика здоровья!» Мы работаем только для того, чтобы купить себе машину, на которой поедем к врачу и в фитнес-студию. Все ориентировано на здоровье.

Гигантский танкер здравоохранения плывет по течению сам по себе – бросив взгляд на капитанский мостик, убеждаешься, что он пуст. Никто не управляет этой махиной. В каюте играют в детские карты и арестовывают «привычных подозреваемых»: виновата фармацевтическая промышленность, врачи, аптекари, больницы, больничные кассы и политики. Но с моей точки зрения политики как раз не виноваты. В конце концов, каждое демократическое общество имеет тех политиков, которых оно заслуживает. И до тех пор, пока мы во всех поздравительных речах от Фленсбурга до Пассау восхваляем здоровье как наивысшую ценность, нечего удивляться, что настоящей политики в области здравоохранения теперь фактически нет. Политика – это искусство взвешивания. Но наивысшую ценность вообще нельзя взвешивать. На нее нужно постоянно работать.