class="p1">Она достает из куртки не кнопку, не пистолет, не взрывное устройство, а небольшую катушку блестящего металлизированного скотча.

— Извини, — говорит она. А потом проталкивается вперед, словно в метро в час пик, разматывает скотч и заклеивает проем между дверью и коробкой от правого нижнего угла вдоль верхнего наличника и вниз до самого пола, пока не заделывает все щели. Только теперь я замечаю, что по обе стороны от двери вдоль плинтуса проходит та же лента.

— Ну вот, — говорит она. Ее плечи заметно расслабляются, и она выпрямляется, словно только что сняла с себя тяжелый рюкзак.

— Цепь замкнута.

Цепь?

Я снова смотрю на гнездо проводов, торчащих из ее куртки. Среди них я замечаю маленький зеленый огонек, которого не было раньше.

Я чувствую, как пересыхают губы. Похоже, меня сейчас стошнит. Я следую взглядом за линией скотча вдоль плинтуса. Он исчезает за каждым дверным проемом и вновь появляется на другой его стороне.

Она следит за моим взглядом и кивает.

— Умная девочка, — одобрительно говорит она. — Это похоже на провод. Непрерывный контур проходит через каждую комнату в доме. Теперь, когда цепь замкнута, если ее нарушить, она отправит радиосигнал и…

Она тактично избегает дальнейших объяснений, но ее взгляд падает на жилет с бомбой.

— Значит, — говорю я хрипло. По моему горлу будто прошлись теркой. — Ты заклеила…

— Каждую внешнюю дверь и окно, — она застенчиво улыбается. — На это ушло все утро. Пришлось доделывать в спешке, но я знала, что у меня есть как минимум пара часов.

— Что? Что ты… ты имеешь в виду, что… — Я затихаю.

Испытываемый ужас, должно быть, отразился на моем лице, потому что она скривилась.

— Извини, — говорит она. — Да, ты опубликовала время похорон, что было весьма критично для этой работы.

Мне не хватает воздуха. Я прислоняюсь спиной к двери и медленно съезжаю вниз, глядя на скелет женщины с бомбой с извиняющейся улыбкой.

— Ты оставила входную дверь открытой… — мой голос охрип, а горло горит от крика.

— Ну, ты должна была войти. Какой смысл быть тут без тебя.

— Что бы ты сделала, если бы я не добралась до дома первой? Если бы это был папа или Чарли?

Улыбка меняется с извиняющейся на горькую, но все еще остается на ее лице. Как будто она носит эту улыбку как щит: чем хуже новости, которые она должна сообщить, тем сильнее она цепляется за нее. Она неспешно лезет в куртку и достает оттуда маленький черный пистолет с коротким стволом. Я отскакиваю от двери.

— Только если бы они отказались оставить тебя, — говорит она, как будто это должно меня успокоить, а потом хмурится. — Вряд ли с этим были бы проблемы: твой отец рванул как ошпаренный. Мне кажется, это не самый достойный поступок по отношению к единственной дочери.

Во рту кислый металлический привкус, словно я прикусила щеку.

— Он защищал Чарли.

— О, несомненно.

Ее голос мягок, но резко контрастирует с выражением лица, и в какой-то момент у меня пролетает мысль: «Она злится — нет, она в бешенстве. В бешенстве от того, что он оставил меня».

Она рада, что ей не пришлось стрелять в него, или зла, что ей не выпало такого шанса? Живот все сильнее скручивает от страха перед хаосом, который я вижу в ней. Эта женщина — если пистолет, бомба и гребаные замороженные булочки были недостаточным тому подтверждением — совершенно безумна.

— Что ты хочешь? — шепчу я еле слышно.

Она не отвечает, просто склоняет голову и смотрит на меня сверху вниз.

— Дело в деньгах? — спрашиваю я. — Бери что хочешь.

Она окидывает взглядом коридор: потолок, старую деревянную раму зеркала, широкую лужайку за дверным окном.

— Весьма любезно с твоей стороны, но нет. Мне нужны не деньги.

Пронзительный вой доносится сквозь стекло, затем меняет тональность на более низкую. Я чувствую, как по спине пробегают мурашки: сирены.

Непринужденное движение, и теперь пистолет направлен на меня.

— Прежде всего, Эми, я хочу твой телефон.

Мой телефон?

Я наклоняюсь и медленно достаю его из сумки, оставленной у двери. Рука касается телефона, интуитивно я снимаю блокировку экрана, открываю приложение Heartstream и нажимаю «транслировать». Это занимает меньше секунды: движения настолько привычны, что я могу повторить их вслепую. Любая информация из внешнего мира может быть полезной, правда? Аппликаторы наклеены вдоль линии роста волос на затылке и почти сливаются с ними. Если повезет, она даже не заметит, что я все еще ношу их. На всякий случай я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза и скрыть небольшую накладку на шее под высоким воротником, одновременно блокирую телефон, вытаскиваю его из сумки и передаю ей.

— Разблокируй, пожалуйста.

Я подчиняюсь. Она берет его, с прищуром смотрит на экран, затем на пистолет, затем обратно на телефон и отступает на несколько шагов.

— Подожди минуту, — приказывает она и принимается печатать одним пальцем, время от времени поглядывая на меня. Я вижу, как ее губы дергаются, когда она подбирает слова.

— Как тебе? — спрашивает она. — «Привет, Джереми, ты меня не знаешь. Но у меня твоя дочь. Пожалуйста, не волнуйся — мы обе в безопасности, и я не собираюсь причинять ей вред, но на мне бомба, и я подключила каждую внешнюю дверь и окно к детонатору, так что было бы здорово, если бы ты сообщил полиции, что штурмовать дом — плохая идея. С наилучшими пожеланиями».

Я беспомощно смотрю на нее:

— Что я должна оценить, твою грамматику?

— Судя по всему, он хороший парень. Я не хочу его беспокоить.

«Мне кажется, с бомбой за советом не ходят, а тебе?»

Вот что я думаю, но произнести вслух, глядя в дуло, я не могу, поэтому просто молчу.

Она пожимает плечами, нажимает «отправить», и я слышу сигнал исходящего сообщения. Сирены становятся все громче и громче. Я привыкла игнорировать нарастающий и стихающий вой, когда службы спешат кому-то на помощь. Но сейчас они припарковались снаружи и гремят оконными стеклами.

— Черт, — она прячет мой телефон себе в куртку, разворачивается и направляется обратно на кухню. — Чай будет слишком крепким.

В изумлении я смотрю на ее удаляющуюся спину. Она поворачивается и подзывает стволом пистолета.

— Идем, Эми, нам многое нужно обсудить.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Кэт

— Поверить не могу, что ты это сделал.

— Что?

— Маникюр.

Я навожу камеру телефона на ногти Райана, но фиолетовый лак уже снят.

— Я рассказала тебе теорию фиолетового не для того, чтобы ты насмехался над нами.

Он прислоняется спиной к бетонной колонне. Часы