знает. И про твою Свету он много очень знает, ибо экспериментировал с её душой. Он, если что, не прикладывал руку в её становлении драконицей. Это сделал Евгений с Евгенией. Их идея. А по поводу сыр-бора я скажу вот что – тебе очень, я повторяю, ОЧЕНЬ повезло.

Непонимающая моя гримаса не смутила Славу, он лишь ещё разок затянулся, выдохнул и сказал:

– Иметь в жёнах драконицу значит быть защищённым и уверенным в том, что тебя любят, Виталий. У них мозг работает иначе, чем у человеческих женщин. Им неведома лишняя похоть, извращение, хотя иногда они и могут быть очень заводными, да и тебя самого они быстренько научат быть целомудренным. Если драконица тебя избрала, то она тебя никогда не бросит, никогда тебе не изменит и всегда защитит от любого вредного влияния. По себе знаю.

«Хм, интересно, – вдруг заговорил в моей голове Сергей Казимирович. – Драконоложец рассказывает, почему тебе повезло с тем, что твоей будущей жене раздвоило личность».

Я от неожиданности едва не подпрыгнул.

«Опять подслушиваете, Сергей Казимирович? – спросил я. – Не стыдно?»

«Очень стыдно, – ответил Сергей Казимирович без сарказма. – Но когда разговор заходит о моей дочери, стыд уходит на второй план. Ты диалог-то поддерживай, я постараюсь не мешать».

– По себе знаешь, значит? – спросил я. – У меня в переговорной методичке был отдельный абзац, в котором было сказано, мол, мне нельзя спрашивать тебя о твоих связях с Зиной. Дипломатия – вещь суровая, но раз уж у нас такой разговор о личном пошёл, позволь узнать – почему драконы?

– Не понимаю, что именно ты хочешь узнать? – в глазах Славы загорелся огонёк. – Хочешь узнать, почему я вообще смог полюбить драконицу Зину и в дальнейшем жениться на ней?

– И это тоже, – кивнул я. – Но изначально – с чем в принципе связана эта привязанность к драконам? Нет ни одной книги или статьи, где об этом бы писали.

– Правильно. Потому что я никому не рассказывал, – сказал Слава и отложил окурок. – Но раз уж мы с тобой братья по счастью, давай-ка я тебе расскажу.

«О! – воскликнул Сергей Казимирович. – Слушаем, Виталий».

«Уймитесь, Сергей Казимирович, – сказал я строго. – А то из головы выгоню».

Я блефовал, ибо не мог изгнать из своей головы внутримозгового помощника. Пусть Сергей Казимирович и мог в третьем мире-измерении существовать отдельно от меня, он не переставал быть СЕКАЧом, что всегда присутствует в моей голове. С другой стороны, быть может, у меня могло бы хватить сил заключить его в эдакий «пузырь»… Впрочем, не в этот раз.

– Всё по-детски просто. Видишь ли, Виталий, в моём родном Ветрограде, когда я маленький был, продавали шоколадки с вкладышами с рисунками разных мифических существ. Большие были, сантиметров девять на семь, наверное. Мне всякие попадались: и грифоны, и химеры, и лешие, и василиски всякие. Штук сорок я тогда собрал. А знаешь, кто был вершиной моей коллекции? – Слава выдержал паузу. – Змей Горыныч. Он был, кажется, самым редким среди вкладышей. Когда я его увидел, во мне что-то как будто щёлкнуло. Я часами разглядывал красиво нарисованного Змея и удивлялся тому, насколько дракон – чудесное, едва ли не идеальное существо. У него нет ужасной шерсти, а есть прочная чешуя, он отлично вооружён, в его мышцах кроется великая сила, а сам он способен летать; ум его остёр, а мысли – молниеносны. По-детски наивный, но умеющий рисовать, я нарисовал бесчисленное число картинок с различными драконами. Насколько хватило воображения, столько и нарисовал. Их всех объединяло одно – они все были добрыми, пусть некоторые из них и могли выглядеть, как исчадия. А потом, когда в голову ударили гормоны, мне вдруг пришла идея рисовать нечто более… Экзотическое.

Слава посмеялся и взялся за ещё одну сигарету. Намёк я понял без лишних объяснений, не глупый ведь. Кроме того, я даже видел эти работы, претворённые со старанием умелой руки и заботливого разума. Слава, как писали его современники, ревностно оберегал своих драконов, не позволяя порочным разумам творить с ними что вздумается. Подход, кем-то воспринимаемый тогда как жадность, лично мной и сейчас воспринимается однозначно положительно, ибо они, драконы, при всей своей великой крепости и власти, столь хрупки, как образ, и попади они не в те руки…

– В шестнадцать лет я уже настолько сильно полюбил драконов, что не мыслил без них своей жизни, – продолжил он. – Этот образ захватил меня до глубины души, и я стал распространять эту любовь и на других. Предлагал своим товарищам по сходной цене – по четыре эрки – рисунки с манящими, любящими лишь одного тебя драконицами, глядящими на тебя так ласково, как, наверное, даже родная мать на тебя бы не посмотрела. Я много рассказывал им о драконах, доказывал до умопомрачения, что лучше них нет никого… А потом я повзрослел.

Столь неожиданное окончание очередной части длинного монолога меня пусть и не ввело в ступор, как, быть может, ожидал Слава, но заставило вырваться из горла смешок.

– Армия выгнала из меня детство, вытянула из мира выдуманных драконов и историй о них и погрузила в мир реальных войн и конфликтов, – продолжал Слава. – Потихоньку я позабыл о своей любви к ним, постепенно стал простым человеком. Товарищи, когда связывались со мной, пытались уломать меня нарисовать хотя бы парочку картинок, но я отказывался, объясняя это тем, что пора бы уже заниматься реальным делом. А затем, спустя много лет, случился Гросстерн и проклятый Карот-Каир.

«…Карот-Каир – это, если кто-то вдруг забыл, та самая пустыня, где Слава Карпов едва не погиб от жажды, оставшись совсем один. Именно там от неминуемой смерти его спасла таинственная женщина…»

– С Зиной хорошо было путешествовать по Гросстерну, если так можно выразиться в контексте нелёгкого прохода через глубокие вражеские тылы, – рассказывал Слава дальше. – Мне она тогда казалась простой женщиной, что попала в передрягу и случайно очутилась там же, где очутился и я. Лишь когда мы приехали в Чернореченск, где у меня была служебная квартира, она показала себя настоящую. Прямо на моих глазах она преобразовалась, приняв обличие человекоподобной драконицы, подобной тем, каких я изображал на электронных холстах для себя и товарищей. Она очень стеснялась тогда, много извинялась