— Небо темнеет. — Встревожился я. — Вечереет. Далеко до города, успеем до темноты?

— Успеем. — Пообещал крукль и напрягся. Повёл головой из стороны в сторону, крадучись пошёл к кустам, что растут на склоне. Внизу огромные камни, шумит река.

— Ты чего? — Волнение Скуластого передалось и мне. Подошёл ближе, встал рядом, заглянул за куст. Трава, мох, вдалеке камыш. Река бежит по порогам, скатывается, падает, поднимаются брызги. Гремит от реки, грохочет.

— Вон там. — Скуластый указал пальцем. — Видишь, чёрное пятно.

— Нет. Не вижу. — Гляжу в указанном направлении, камни в молочной дымке, вода и больше ничего.

— Там, укхтун охотится. Плохи наши дела. Укхтун, чкхныхтов как букашек давит рвёт на части. Как бы нас не унюхал, уходить нужно.

— Пошли наших растормошим.

— Не выйдет. — Скуластый вернулся к костру, поднял плеть. — Отойди. — Приказал крукль. Я отошёл, а он взмахнул, и одним ударом срезал верхушку раскидистого куста. Перехватил хвост-плеть в другую руку и срубил толстые ветки почти у корней. Свалился куст, упал, скатился к камням по склону. Теперь река как на ладони.

— Почему не выйдет? — Взял тесак помогаю людоеду воевать с кустами. Секирой конечно быстрей, плечи болят, уже махал, хватит.

— Пока сами не проснутся, нам их не поднять. Нужно очистить склон. Укхтун перед тем как напасть, прячется. Не выходит на открытое место.

— Расчистим и что потом? — Стало мне как-то не по себе. С одной стороны, зубастая стая, с другой какой-то укхтун, а мы посредине.

— Ждать. — Выпалил Скуластый расчищая плетью обзор на реку.

— И чего нам ждать?

— Когда укхтун вдоволь наестся. Голодные они очень злые. А когда насытятся, могут и не тронуть. — Пояснил людоед. — Ты, приглядывай за тропинкой к мосту. А я, за укхтуном присмотрю. Еды здесь много, может и обойдётся. — Скуластый полез вниз, запрыгал по камням ловко спустился к валуну. Полез под него, начал что-то рыть. Убирает камни, выгребает руками песок.

Не стал я расспрашивать, зачем он это делает? Может ищет чего? А может ещё по какой нужде в песке роется. Машу тесаком, расчищаю себе дорогу к мосту. Режу, секу паутину на колючих кустах вместе с ветками. Птички поют, пищат мошки. Не видно и не слышно стаи. Да и в сон не клонит. Стало быть, нечего нам её бояться. Нарубил колючих веток, завалил ими тропу и вернулся к костру. Прогорела трава, угли едва тлеют. Рыба лежит пропадает, роятся над нею мошки.

— Да уж. — Вздохну и принялся вытаскивать из золы мясо. Сгорит ужин останемся голодные. Довольно быстро я справился с этим делом. Уложил куски домиком, горка получилась приличного размера. Пахнет мясо, вкусно призывно, захотелось попробовать маленький кусочек. Но это неправильно, проснутся друзья, все вместе и покушаем.

Отвлёкся на рыбу, негоже ей пропадать. Взялся за траву, ту что принёс людоед. Как её мотать, с какой стороны начинать? Посмотрел, повертел в руках и выбросил. Скрутил рыбу в кольцо, хвост насколько смог запихал рыбине в рот. Неплохо получилось, а главное поместилась она целиком на углях. И только я закончил засыпать рыбу золой, как от реки потянуло болотом, пахнуло протухшими яйцами. Встал я по ветру как это делает людоед, втянул носом воздух. Вонь усилилась. — Что за. — Побрёл к склону остановился на краю, да так и замер. На валуне сидит крукль. Не верти он головой во все стороны, я бы и не заметил. Измазался людоед чем-то коричнево-зелёным. Я и раньше его побаивался, а теперь и близко не подойду. Заметил он меня и поманил рукой.

— Иди сюда. — Шипит людоед, боится звать громко. — Поспеши, я и тебя намажу.

— Спасибо. Не нужно. — Поблагодарил, зажал пальцами нос и отошёл подальше. Сильно сомневаюсь, что кто-то осмелится напасть, вонь глаза режет. Теперь я и не знаю, когда наши проснуться и проснуться ли вообще? Ветерок дует от реки, дышать нечем. Что за вонючку отрыл Скуластый?

Людоед остался на валуне. А я, решил проверить как поживает мирок снов и безделья? Разбудить их нужно. Благо идти не далеко, вот они лежат, дрыхнут под плетухой. Поднял траву, хватит в тепле и сухости отдыхать, пора бы и проснуться. Подул холодный ветерок, Карлуха натянул куртку на голову. Рафат зарылся в тряпьё. Кхалла спряталась под Серёгой, накрыл он её ручищей, прижал к себе. Тихо посапывает Серёга и не воняет ему.

Взялся тормошить Серёгу, а он даже не шевелится, сопит точно чайник на огне. Взялся за Карлуху. Я и трепал его и таскал из стороны в сторону, но так и не разбудил. Рафата не стал трогать, проку от моих стараний никакого, спят точно черноносы в берлоге.

Намаялся, устал, присел возле Карлухи, ветер дунул в лицо потрепал волосы и улетел. Спасибо ему, немного, но разогнал дурной запах. Птицы кружат в небе, опустились пониже, жди дождя. Делишки у нас я вам скажу неважные, совсем плохи наши дела. Эти спят, на реке чудище кушает, у моста стая, над головой сгущаются тучи. Что делать не знаю и подсказать некому. Куда не глянь, отовсюду неприятности. Гадкое состояние, только и остаётся как уповать на случай и удачу.

Сижу на травке рассматриваю большого синего жука, не даю ему залезть на Карлуху. Палочкой придерживаю, а он шипит сжимает и разжимает рога-клещи, пугает. Увлёкся я этим занятием и не услышал, как подкрались сзади. А когда понял — сижу не один уже поздно. Дышит кто-то в затылок, часто дышит, почти непрерывно.

Вот и всё, прозевал зверюгу. Тесак остался у костра, Скуластый на камнях прячется. От спящих друзей не жду помощи, кто бы им помог?

Сижу минуту, другую. Дыхание холодит затылок. На поляне свежо, даже холодно, а у меня спина от горячего пота промокла. А тот, что прячется сзади, даже не шевелится, только и делает что дышит.

Время потянулась как смола с подломленной ветки. Я сижу, он дышит. Устал трястись от страха, а что делать не знаю? Уже и тухлыми яйцами от реки совсем не воняет и не пугает близкий дождь. И тут, точно небо прорвало, окатит меня холодной водой.

Вскочил и бегом к костру, схватил первое что попалось под руку, куски мяса и давай ими бросать. Лежит Коротун, дрыхнет, а позади него на плетухе возвышается чёрный холм. Зверюга за ворохом травы прячется, но что за зверь не разглядеть. Угодил кусок мяса, в Коротуна и развалился. Поднял зверь огромную морду, обнюхал еду. Чихнул, смотрит на меня большими глазищами, зубы торчат как ножи, вывалил на бок язык, поднял нос по ветру. Нюхает.

— Лохматый? — Выдохнул я, ноги подкосились уселся, руки дрожат. Лохматый услыхал своё имя, подбежал и давай меня вылизывать. Радуется нашей встрече, клокочет горлом, носом толкает в грудь. Я тоже рад, глажу его, треплю за мокрые бока.

— Чего так холодно? — Жалуется Карлуха. — Почему мокрый? Дождь? Что за. — Коротун скривил недовольное лицо, стряхнул с себя мясо.

— Проснулся!? — Выкрикнул я и поспешил к другу. Лохматый опередил, навис над Коротуном.

— Что, и ты здесь? — Зевает Карлуха, потягивается. — Чего уставился? — Спросил мелкий и щёлкнул Лохматого по носу. Зверь громко фыркнул, на что Коротун небрежно махнул рукой и объявил. — Пойду отолью. — Ухватил зверюгу за холку, с его помощью и поднялся. Потянулся Карлуха, скорчил недовольную рожицу. — Чем это воняет?