Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сбоку, из постройки вышел мужик. Кашляя и сморкаясь, прошагал мимо Сиблы, обдав его смесью перегара и чеснока. Набравшись смелости, Сибла окликнул его. Спросил, где здесь дом терпимости, и ощутил, как запылали щёки. «В подвале. Закривой лестницей, – ответил тот и, сплюнув, добавил: – Там перекладина. Лбом не врежься».
Сибла спустился по ступенькам, немного постоял у двери – голова до сих пор работала туго. Постучался. Ему открыла старуха: невысокого росточка, щупленькая.
– Мне нужна Найрис.
Ничего не ответив, старуха побрела по мрачному обшарпанному коридору. Что-торитмично тарабанило в стену с другой стороны. Послышалась отборная ругань, донёсся чей-то вскрик.
таруха на ходу похлопала ладонью по штукатурке и проорала:
– Лямка! Опять разошёлся? Больше не пущу.
В слабо освещённой комнате было безлюдно. Увидев Сиблу, с дивана соскочилакошка и, довольно урча, принялась тереться о его ногу.
– Кто тебе нужен? – переспросила старуха, запахнув на объёмной груди вязаный платок.
– Найрис.
Старуха приблизилась к дверному проёму и крикнула в темноту смежной комнаты (или очередного коридора?):
– Найрис! К тебе! – Посмотрев на Сиблу, проговорила: – Час три мора, ночь пять моров. Если без резинки, доплата мор. Хочешь в неё спустить, ещё мор. Платисейчас.
Доносящийся стук в стену стал более ритмичным, сквозь него пробивались хрипы иступлённой похоти. Откуда-то долетел звук шлепков.
– Я передумал, – сказал Сибла и развернулся на каблуках.
Найрис жива. Ему больше ничего не надо.
– А вот и мой герой, – прозвучал взволнованный голос.
Сибла оглянулся. Найрис. В домашних тапочках. В шёлковой ночной сорочке набретельках. В русых волосах атласная лента. В глазах удивление.
По телу потекла тихая радость, но снаружи это никак не проявлялось. Во всякомслучае, Сибла на это надеялся.
– Ты меня с кем-то перепутала, – промолвил он.
Найрис схватила старуху за локоть:
– Госпожа, это мой герой. – Подвела к Сибле. – Это он спас меня от кожевников. Помните? Я вам рассказывала. Неужели забыли?
– Помню, – улыбнулась старуха, открыв прореженные зубы-столбики. – Это вы заняли дом палачей?
Сибла нахмурился:
– Палачей?
– Ну, так его называют. Там обитало семейство катов. Дед кат, сын кат, внук кат. Представляете? Даже чья-то мать работала в пыточной. Говорят, из подвалапрорыт туннель. Он тянется кишкой под всем городом и выходит в Ведьмин парк. Палачи боялись, что остервеневшие родственники жертв их покарают. Говорят, кишку рыли десятки лет. – Старуха разразилась дребезжащим смехом. – А кишкане пригодилась. Их растерзали прямо в доме. Говорят, их подвесили за ноги исрезали шкуру. С живых!
– Кто говорит? – спросил Сибла.
Старуха потёрла крючковатый нос:
– Плати или проваливай.
Сибла двинулся к двери.
– Пожалуйста, не уходите! – промолвила Найрис.
Что-то в её голосе вынудило Сиблу вернуться, полезть в карман и вложить в старческую руку два мора. Через минуту он ступил в крошечную комнатку без окон. Под потолком лампочка на проводе. На стенах выцветшие обои. Это не стены – тонкие перегородки. Справа кто-то надрывно стонал, слева визжала панцирная сетка.
Найрис достала из тумбочки горстку грасселей и протянула Сибле:
– Возьмите. Я сделаю это бесплатно.
– Не надо.
– Я хочу вас отблагодарить.
– Не надо! – повысил голос Сибла, не понимая, что его вынудило прийти сюда, вовладения развратной девицы с глазами невинной девочки.
Найрис улыбнулась, спрятала деньги. Суетливо вытащила из шкафа-развалюхипостельное бельё, быстро захлопнула дверцу:
– Только сегодня забрала из прачечной. Будто чувствовала, что вы придёте. – Сдёрнула с кровати простыню. – Извините, я не знаю, как вас зовут.
– Сибла, – сказал он и, чтобы не видеть на матрасе пятна непонятногопроисхождения, уставился в стену над деревянным изголовьем кровати.
В горле застрял ком. Обои разодраны, будто их яростно царапали ногтями. Такие же царапины на изголовье. На выпуклом канте следы от зубов, словно егозакусывали как палку, стоя коленями на подушках. Или стоя на ногах, согнувшись в пояснице.
Сменив простыню и наволочки, Найрис ногой затолкала грязное бельё под кровать. Подойдя к Сибле, забрала у него свёрток, аккуратно положила на козырёк вешалки. Провела пальцами по пуговицам плаща:
– Можно я вас раздену?
Сибла отступил на шаг и упёрся ногами в стул:
– Я слышал, что зарезали проститутку.
Найрис вздёрнула брови:
– Вы думали: это я? Вы обо мне волновались?
– Хотел убедиться, что с тобой всё в порядке.
– Боже… как приятно…
Сибла вытянулся:
– Не поминай Бога в этих стенах!
– Не буду, не буду, – затрясла головой Найрис и замерла. – Вам противно.
Сибла оглядел сиденье стула. Вроде бы чистое. Сел:
– Почему ты стала шлюхой?
– Моя мать говорила: «Спи со всеми мужчинами, и однажды ты найдёшь своегомужчину», – промолвила Найрис, продолжая стоять перед Сиблой.
– Твоя мать нашла? – спросил он, стараясь не смотреть на округлый таз истройные бёдра, на грудь, на бретельки сорочки, сползшие с покатых плеч. Не хотел смотреть. Но смотрел.
– Она любила плохих парней, они любили её.
– Любила… – повторил Сибла. – Почему в прошедшем времени?
– Её задушили. Из ревности.
– Как можно ревновать шлюху?
Найрис прижала ладони к животу, ткань на груди натянулась.
– В жизни всякое бывает.
– Зачем вы портите мужчин?
Найрис распахнула глаза:
– Вы девственник?
Сибла силился отвести взгляд от бесстыдных губ:
– Это имеет значение?
– Мужчинам это надо.
Опустив голову, Сибла прикрыл глаза ладонью. В нём говорила не похоть. В ушах наперебой звучали голоса наставников: «Женщина – порождение ада». – «Толькодьявол мог создать столь соблазнительное тело». – «Раздвигая ноги, она забираетвашу душу…» Перед внутренним взором возникли Избранные Братья, шагающие через дворик к дому матери.
Вдруг увидел себя на краю пропасти и даже ощутил жар, исходящий из преисподней. Сердце сжалось от страха.
Слегка наклонившись, Найрис заглянула Сибле в лицо:
– А вы попробуйте и без этого уже не сможете. Вы всегда будете хотеть женщину. Не верите? Проверьте. – Уселась ему на ноги, разведя бёдра. Обвила его шею руками. – Жизнь коротка, а могила глубока. Отбросьте сомнения, отдайтесь зову плоти и сделайте это. Сделайте сейчас же!