– Мозги, шары, жопа, всё на месте, – сказал длинноволосый. Ему приходилось слегка приседать на ходу и изгибаться вбок, чтобы коротышка слышал егоприглушённый голос. – Она могла стать моей королевой, а выбрала недоношенногоублюдка.

– И что ты сделал? – спросил коротышка.

– Застукал.

– Застукал в постели?

– Застукал до смерти, – ответил длинноволосый и оглянулся.

Сибла замешкался, делая вид, что рассматривает в витрине посуду. Столовый сервиз. На двенадцать персон. На кремовом фоне белые лилии. Попытался представить обеденный зал, добродушных хозяев и весёлых гостей, цокающих вилками по тарелкам. И не смог. Воображение рисовало другие картины: проститутка, щупающая в подворотне подростка; озверевший длинноволосый, забивающий любовников, как кроликов. Рашор помешан на блуде, здесь нетдобродушных хозяев и весёлых гостей. Для кого эта посуда?

Сибла пропустил несколько человек и увязался за тремя подвыпившими мужиками.

– Не хочу сдыхать с пустым желудком, – произнёс один.

– Ты собрался подыхать? – поинтересовался второй.

– А ты нет?

– Нам обещали, что дело выгорит, – сказал третий.

– Будете? Нет? – спросил первый и указал на бабку, торгующую пирожками. Поверх заштопанной кофточки шнурок с медальоном из обожжённой глины – оберег отсглаза, придуманный Хлыстом или другим человеком, взявшим город в оборот.

Рядом с бабкой девушка, в руках корзинка с цветами, робкий голосок: «Купите букетик». Поздний вечер, густые сумерки… Или старуха и девица помешалась рассудком, или проповеди Людвина бьют в цель, и теперь никто не грабит тех, ктоплатит хозяину города налог с торговли. Если последнее предположение верно, тоБратство выбрало правильный путь.

Сибла переложил свёрток под другую руку и пошёл дальше.

– Хочу новое платье, – прозвучало за спиной кокетливо.

– Иди в сраку, – раздался хриплый бас.

– Я-то пойду, но хотя бы нарядная.

Сибла посмотрел через плечо.

– Чего зыришь? – рявкнул пижон и подтолкнул размалёванную девицу к магазину женской одежды. – Иди, выбирай.

Сибла свернул на перекрёстке.

– Хватит собак гонять, – промолвил человек, стоя под тёмным фонарём.

– Не играй со мной в эти игры, а то опять обосрёшься, – ответил ему собеседник, крутя на пальце цепочку с ключами.

Из подворотни донеслось:

– А если я пошлю тебя?

– А если я убью тебя?

Сбоку послышалось:

– Он якорь. От него нужно избавиться.

Сибла перешёл дорогу. Зажглись фонари, и серый мир приобрёл плоть и кровь. Тротуар разукрасился жёлтыми овалами. Дома покраснели, порыжели. На тёмно-зелёных листьях проявились бледные прожилки. Перед входом в сквер белел скульптурный ансамбль: танцующие девушки. Рука мастера, как озорной ветер, взметнула каменные юбки и оголила стройные ножки. Улица Юбок?

Шагая вдоль ажурной ограды, Сибла пристально всматривался в здания на другой стороне улицы, боясь пропустить подсказку. Вряд ли в престижном районе будетсветиться непристойная вывеска. И кто в здравом рассудке откроет здесь публичный дом? На стенах нет амулетов от сглаза. Тихо, прохожих мало. Мелькнула мысль: а вдруг здесь логово Хлыста?

Улица закончилась тупиком. Точнее, упёрлась в двухэтажное строение. Окназакрыты и плотно зашторены. Будто сквозь камни просачивались ритмичные звуки: внутри кто-то наяривал на пианино. Почти во всех дорогих ресторанах стоял этотмузыкальный инструмент, но нигде он не звучал столь яростно.

Влево и вправо бежали переулки. «Она вышла из дома и свернула в переулок», – так сказал мальчишка. Сибла вновь устремил взгляд на здание: старинное, украшенное лепниной. Сделал несколько шагов назад и запрокинул голову. Нафронтоне выпуклое изображение женщины: присела в реверансе, приподнимая руками края широкой юбки. Снова юбка…

За спиной раздался шум двигателя. Сибла обернулся и ладонью прикрыл глаза отярких фар. Автомобиль затормозил, фары мигнули, свет стал мягким, рассеянным.

Покинув салон, страж положил обе руки на рукоятки ножей в чехлах, прикреплённых к ремню с солидной пряжкой:

– Что вы здесь делаете?

– Гуляю.

– Тут неподалёку два дня назад зарезали женщину.

Сибла пожал плечами:

– Я не убийца.

Не смея приблизиться, страж долго осматривал его с ног до головы, хотя разглядывать особо нечего: белый плащ, чёрные сапоги. Под плащом, на бедре, чехол с ножом, но его не видно. Похоже, внимание стража привлекли чёрные лайковые перчатки. За границами Рашора умные преступники орудуют в перчатках, а здесь вряд ли кого заботят отпечатки пальцев. Или его заинтересовал свёрток подмышкой?

Сибла уже хотел сказать, что лежит в свёртке, как страж промолвил:

– Я знаю, кто вы. Убийца ещё не пойман. Будьте осторожны. – И, взявшись задверцу, занёс ногу в салон.

– Кто живёт в этом доме? – спросил Сибла, указывая себе за спину.

– Курочки, которые несут золотые яйца, – ответил страж и, усевшись за руль, направил машину в переулок.

Когда красные огни скрылись за поворотом, Сибла вновь повернулся к дому. Дверинет. Значит, вход сбоку или с обратной стороны.

К зданию, с тыла, примыкал сквер. Тихо шелестели каштаны. В паутине дорожек горели фонари на низких опорах. В траве поблёскивали коричневые шарики – плоды. Сибла свернул в сторону – под ногой треснул каштан, – уселся на скамью и, бросив свёрток рядом с собой, устремил взгляд на двери. Матовая ручка, глазок, над верхним наличником тусклая лампочка. Кто бы ни поднялся на крыльцо, отсюда, из скверика, лица посетителя не рассмотреть. Не увидеть лица, даже есличеловек пройдёт мимо: фонари светили слишком низко. А днём приходят те, кто не боится быть узнанным. Или это ночное заведение?

Сибла поднял каштан, закрутил в пальцах. Чего он ждёт? Посмотрел на второй этаж, спрятанный за кронами деревьев. В просветах виднелись зашторенные окна. За каким окном комната Найрис? И здесь ли она? Мальчишка говорил, что на улице Юбок два публичных дома. Хозяева хорошо их замаскировали: ни вывесок, низазывал, ни полуобнажённых девиц, подпирающих стены.

Послышались тихие голоса. По одной из дорожек шли трое. Глядя на их брюки итуфли, освещенные фонарями, Сибла поджал губы: это очень дорогое заведение. Взбежав по ступенькам, мужчины нажали на чёрную точку сбоку двери, створкаоткрылась, выпустив в сквер музыку и раскаты хохота.

Когда люди вошли в здание и дверь, захлопнувшись, оборвала все звуки, Сиблавстал, намереваясь отправиться домой, но ноги понесли к крыльцу. Он толькоспросит, только назовёт её имя, не то завтра и послезавтра, и послепослезавтра онвновь будет сидеть на этой скамье и таращиться на окна.