– Тебе больно? – спросил он очень нежно. Онприщурил глаза, и на секунду в его лице промелькнуло что-то взрослое, но этовыражение тут же сменилось детским удивлением. – Ты потеряла так многокрови.

С минуту Роуан молча смотрела на него.

– Нет, мне не больно, – пробормотала она и потомдолго вглядывалась в него, не произнося ни слова. – Мне кое-чтонужно, – наконец сказала она. – Мне нужен микроскоп. Я должна взятьобразцы крови. Я должна посмотреть, из чего состоят теперь твои ткани! Господи,мне столько всего нужно! Мне нужна полностью оборудованная лаборатория. И мыдолжны уйти отсюда.

– Да. – Он кивнул. – Это следует сделать впервую очередь. Уйти отсюда.

– Ты можешь подняться?

– Не знаю.

– Что ж, нужно попытаться.

Она с трудом встала на колени и, схватившись за краймраморной полки, поднялась с пола.

Роуан взяла его руку и почувствовала крепкое пожатие.

– Ну же, вставай, не думай ни о чем, просто начнидвигаться, положись на то, что твое тело знает, что делать. У тебя естьмускулатура – вот, что полностью отличает тебя от новорожденного, у тебя естьскелет и мускулатура мужчины.

– Хорошо, я попробую, – сказал он.

Вид у него был испуганный и в то же время восторженный.Содрогнувшись, он встал сначала на колени, как она, а затем поднялся во весьрост, но тут же оступился и не упал только потому, что поспешно сделалнесколько шагов назад.

– У-у-у… – пропел он. – Я хожу, так и есть, яхожу…

Она бросилась к нему, обняла и прижала к себе.

Он затих, глядя на нее сверху вниз, затем поднял руку иласково провел по щеке – жест неуверенный, совсем как у пьяного, но пальцымягкие и трепетные.

– Моя красавица Роуан, – сказал он. –Посмотри, у меня на глазах слезы. Настоящие слезы. О, Роуан!

Он попытался высвободиться, чтобы наклониться и поцеловатьее. Она поймала его и помогла удержать равновесие, когда его губы сомкнулись наее губах. В ту же секунду ее тело испытало чувственное потрясение, чтопроисходило каждый раз при его прикосновении.

– Роуан, – громко простонал он, крепко прижимая еек себе, и снова покачнулся, так что она едва удержала его.

– Идем, у нас мало времени, – сказала она. –Нам нужно найти безопасное место, где нас никто не знает…

– Да, дорогая, да… Но, видишь ли, все так ново икрасиво. Позволь мне опять обнять тебя, позволь поцеловать…

– Нет времени, – сказала она, но шелковые, как уребенка, губы снова прижались к ней, она почувствовала, как он возбужден, иотпрянула, увлекая его за собой. – Вот так, – сказала она, глядя наего ноги, – не думай об этом. Просто смотри на меня и иди.

На секунду оказавшись в дверном проеме и еще раз обративвнимание на его необычную форму в виде замочной скважины, Роуан припомнилапрежние споры о том, что бы это значило. Перед ее глазами прошла вся жизнь,полная несчастий и красоты, борьбы и клятв.

Но теперь это была новая дверь. Это была дверь, которую онамельком видела миллион лет назад, в детстве, когда впервые открыла волшебныйтом научных трудов. Теперь дверь была открыта, и Роуан больше не интересовалини ужасы лаборатории Лемле, ни голландцы, собравшиеся вокруг стола в мифическомЛейдене.

Она медленно направила его в открытую дверь и повела вверхпо лестнице, терпеливо шагая рядом.

Он пытался проснуться, но каждый раз, поднимаясь кповерхности, вновь погружался на дно, забываясь тяжелым сном на мягкой перине.Временами его охватывало отчаяние, но потом отпускало.

Только тошнота окончательно его разбудила. Казалось, онцелую вечность просидел на полу в туалете, прислонившись к двери. Его таксильно рвало, что болели ребра. Потом рвать уже было нечем, но тошнота неотпустила.

Голова сильно кружилась. Наконец дверь взломали и поднялиего с пола. Он хотел извиниться за то, что машинально заперся, хотел объяснить,что пытался сам открыть дверь… Но слова не шли у него с языка.

Полночь. Он разглядел часы на комоде. Полночь рождественскойночи. Он пытался сказать, что этот час очень важен, но смог лишь подумать о тойтвари, стоявшей за яслями в алтаре. А потом вновь провалился в сон, упавголовой на подушку.

Когда он в следующий раз открыл глаза, с ним говорил доктор,но Майкл никак не мог вспомнить, где он его видел раньше.

– Мистер Карри, вы имеете хоть какое-то представление,что это был за укол?

«Нет. Я решил, что она хочет убить меня. Я думал, что умру».

Но от одной попытки шевельнуть губами ему снова стало плохо.Он только покачал головой, и от этого тоже стало хуже. За окнами, затянутымиинеем, стояла ночная тьма.

– …По крайней мере, еще восемь часов, – говорилдоктор.

– Спите, Майкл. Ни о чем не волнуйтесь. Спите.

– Все остальное в норме. Если попросит пить, толькопрозрачную жидкость. При малейшем изменении…

Подлая ведьма. Все уничтожено. Он улыбался ему из-за яслей.Конечно, это был заветный час. Тот самый час. Майкл понял, что навеки потерялее. Полуночная месса окончена. Мать плакала, потому что погиб отец. Теперьничто не будет как прежде.

– Просто поспите. Мы здесь, рядом.

Я проиграл. Я не остановил его. Я потерял ее навсегда.

– Сколько я здесь пробыл?

– Со вчерашнего вечера.

Рождественское утро. Он смотрел в окно, боясь пошевелиться,чтобы снова не затошнило.

– Снегопад прекратился? – спросил он и едва сумелразобрать ответ, что снег перестал идти под утро.

Он приказал себе сесть. Ничего страшного – не то что прежде.Головная боль и легкая расплывчатость перед глазами. Не хуже обычного похмелья.

– Погодите, мистер Карри. Прошу вас. Позвольте мнепозвать Эрона. Вас захочет осмотреть доктор.

– Да, прекрасно, но я все равно оденусь.

Вся его одежда была в шкафу. Маленький дорожный несессер вшкафчике в ванной комнате. Он принял душ, борясь с головокружением, быстропобрился одноразовой бритвой и вышел из ванной. Ему хотелось снова прилечь, ноон произнес:

– Я должен туда вернуться и выяснить, что тампроизошло.