шагом идет к входным дверям аэропорта.

– Тристан! – кричу я вслед.

Он не сбавляет шага.

– Тристан!

Открываются двери вип-зала, и он скрывается за ними, так и не оглянувшись. Охранники заступают мне дорогу, не давая побежать за ним.

Он ушел.

Тристан

Четырнадцать дней и четырнадцать ночей… жизни без нее.

Без них.

Прихлебываю пиво, глядя на футбольную баталию, разворачивающуюся на экране. Я сижу в самом людном американском пабе в Париже. Народу полно – яблоку негде упасть. Людские возгласы доносятся до меня словно издали: эхо жизнерадостного смеха гуляет между стенами. Но ощущение такое, будто я парю где-то над ними: и не здесь, и не там.

Такое отрешенное состояние, будто отсекли… вообще все, оставив одни кости.

Будь это физическое ранение, я сейчас лежал бы в палате интенсивной терапии, едва цепляясь за жизнь.

Сердце болит сильнее, чем могла бы болеть любая рана. Бьется слабо… вообще еле бьется.

При каждом вдохе кажется, будто грудь вот-вот схлопнется, провалится внутрь.

Каждый выдох дается с трудом.

Мир вращается вокруг меня со скоростью миллион миль в минуту, но его безмолвие, в котором нет их… оглушает.

Я и не представлял, каково это – терять того, кого любишь. То сердцебиение, которое когда-то было у нас общим… я его больше не слышу.

В один день я лишился четырех частей самого себя.

Всего своего мира.

Прихлебываю пиво и смотрю на телеэкран на стене.

Хочется поговорить с моими мальчиками… хочется поцеловать мою женщину.

А потом я вспоминаю мучительную правду.

Что ни они, ни она – не мои и никогда моими не будут.

Они принадлежат ему.

В кармане вибрирует телефон, на экране высвечивается имя Джеймисона.

– Привет, – отвечаю.

– Ты там как, в порядке?

– У меня все нормально, Джей, – вздыхаю я.

– Эллиот и Кристофер уже едут к тебе.

– В этом нет необходимости.

– Хм-м… а мне кажется, что есть.

Молчу.

– Где ты? – спрашивает он.

– В баре.

– Один?

– Угу.

Смотрю в сторону и замечаю свое отражение в зеркале позади стойки.

Вижу его, того человека, которого видит мир, бессердечного короля слияний и поглощений в дорогом костюме.

Мертвого внутри.

На сей раз они правы – я действительно мертв.

– Мне пора, – вздыхаю я.

– Поклянись, что ты в порядке.

– Я завтра позвоню. У меня все хорошо, – отвечаю я и нажимаю на кнопку. Но я совсем не уверен, что у меня все хорошо. Я уже не уверен даже в том, что знаю, кто такой этот «я»… Хмурю брови и отпиваю очередной глоток пива.

Это пустота, с которой я не знаю, как бороться.

Бартендер протирает тряпкой стойку.

– Повторить? – спрашивает он.

– Да, – киваю. – А потом еще раз повторить.

Просматриваю список непрочитанных писем и вздрагиваю, видя отправителя.

Андерсон Медиа.

Она послала мне письмо со своего рабочего адреса. Открываю текст.

«Уважаемый мистер Майлз!

Я боролась, как могла, мне больше нечем жертвовать. Поскольку никакого просвета в финансовой ситуации не предвидится, я хотела бы принять ваше предложение по приобретению “Андерсон Медиа”.

Я хотела бы получить гарантии, что за всеми сотрудниками будут сохранены их должности в компании или им будет предложено альтернативное трудоустройство.

Пожалуйста, ознакомьтесь с прилагаемыми финансовыми отчетами и развернутыми таблицами, которые потребуются вам для экспертизы.

Ваше первое предложение будет принято.

Искренне ваша,

Клэр Андерсон».

Смотрю на это письмо, лишенное любого намека на эмоции. Как долго она билась, силясь поддержать жизнь в своем бизнесе?

Почему она мне не рассказала?

В памяти всплывает наше первое знакомство и то, как агрессивно я вел себя с ней.

Желание завладеть ее компанией было настолько сильным, что на все остальное мне было наплевать, несмотря на все влечение к Клэр: я хотел добиться сделки – и ничего больше.

Помню, как твердо она была намерена бороться до конца.

Внутреннее пламя, пылавшее в ней, было таким ярким, что не ощутить его было невозможно. Именно это меня в Клэр и зацепило. Подобная решимость – редкость в наше время; не так уж часто мне случалось с ней сталкиваться.

И теперь эта самая решимость, эта воля к независимости вбила между нами клин. Да что там: если честно, он существовал с самого начала.

Мне пришлось бороться за то, чтобы она впустила меня в свою жизнь, а теперь приходится выбирать между тем, чего я заслуживаю, и тем, чего хочет она. А ведь эти две вещи должны совпадать.

И их несовпадение разбивает мне сердце. Тяжело вздыхаю, чувствуя, как гнетущие мысли заполняют мою душу.

Как, как до такого дошло?

Каково потерять то, за что ты боролся так рьяно и так долго? Представляю, в каком ужасном она сейчас состоянии. И главное, все рухнуло одновременно. Хуже не придумаешь.

– Клэр, – шепчу я. – Почему же ты мне не сказала?

Тяжко вздыхаю и вывожу на экран финансовую документацию.

Пришла пора разделить бизнес и удовольствие… или, в данном случае бизнес и несчастную любовь.

Победителей здесь не будет.

Клэр

– Можно нам в эти выходные поехать на рыбалку с дядей Бобом? – спрашивает Гарри.

Я облегченно улыбаюсь. Средний сын впервые за целую неделю заговорил со мной.

– А куда он собрался?

– К Медвежьей горе. Он позвонил и спросил, хотим ли мы с Патриком поехать с ним.

– А… – я некоторое время смотрю на него. – Вы сейчас действительно хотите ехать на рыбалку?

Ох уж эти дети – им и в голову не приходит, что в эти дни они нужны мне рядом, как никогда.

– А Флетчер едет?

– Нет, Флетчер сказал, что, после того как всю неделю трудился, ехать никуда не хочет.

– Я подумаю, – говорю сыну.

Он пару мгновений смотрит на меня, словно ждет от меня еще каких-то слов.

– Хочешь поговорить о том, что было в субботу? – наугад спрашиваю я.

Он выразительно подбоченивается:

– Ты собираешься позвонить Тристану и извиниться?

– Я уже съездила и встретилась с Тристаном, Гарри.

Его лицо освещается радостным волнением:

– И что он сказал?

Я пожимаю плечами, подбирая слова.

– Мы решили, что на какое-то время останемся друзьями, – отвечаю сыну, делая глоток кофе. Не надо ему знать все подробности нашего разговора в аэропорту. Я и сама не хочу их вспоминать.

Гарри хмурится:

– Значит… он не вернется?

У меня сжимается сердце.

– Нет, золотко. Вспомни, я говорила тебе, что он должен на некоторое время уехать в Париж в связи с работой, – беру сына за руку. – Ты должен понимать, почему у нас с Тристаном разные мнения по вопросу усыновления.

Он молча смотрит на меня.

– Тристан – не твой папа, Гарри, и хотя все мы любим друг друга, иногда жизнь бывает не такой, как нам хочется. Тристан был моим бойфрендом, и если уж на то пошло, я не смогла бы с полной уверенностью сказать, что было бы с нами дальше. Мне тоже грустно. Случившееся тяжело сказалось на всех нас. Но он всегда будет твоим другом, Гарри. Этого у вас двоих никто не отнимет.

– Папа умер, мама! И он не вернется! – зло бросает сын. – А Тристан хочет быть моим новым папой… но ты ему не разрешаешь!

От этих ледяных слов на глазах наворачиваются слезы.

– Гарри!

– Ты все испортила, – выплевывает он, точно брызжет ядом. – Ты все испортила! – и выбегает из комнаты.

– Гарри, вернись сейчас же! – кричу я ему вслед.

Он взбегает по лестнице и захлопывает за собой дверь спальни.

Провожу по лицу дрожащей рукой. Боже, это какой-то гребаный кошмар!

Первые два месяца, когда мы с Тристаном были вместе, Гарри страстно ненавидел его, а теперь… теперь он не способен справиться со всем, что на нас навалилось.

С моим сердцем связаны еще три.

Я набираю номер брата и жду ответа.

– Привет, сестренка, – говорит он, и я слышу в его голосе улыбку.

– Привет, – тихо отвечаю я. Я люблю брата, и в такие моменты, как сейчас, мне хочется сбежать к нему и поселиться у него в гостиной на диване – так мне его не хватает. В его присутствии я невольно начинаю во всем видеть лучшую сторону, и, не сомневаюсь, именно поэтому мои сыновья ищут его общества.

– Как делишки? – спрашивает брат.

– Нормально, – вздыхаю я.

– А если по правде?

– Хуже не бывает, – я печально улыбаюсь.

– Я почему-то так и думал.

– Ты действительно хочешь взять мальчишек с собой на рыбалку в выходные?

– Ага, конечно. Когда Гарри позвонил мне…

– Так это Гарри тебе