* * *

Столица Петра…

Романы без сердца – в хорошем тоне и обычае; начиная с высших сфер вплоть до камердинеров больших домов, все имеют любовниц, не чтобы их любить, но потому, что это распутство даёт человеку будто бы некую аристократическую черту. Нет примера настоящей любви к женщине, но умственных фантазий и капризов множество…

В этой столице испорченности у Марии в тяжёлые годы испытаний было когда-то мгновение сильного блеска; она довольно долго была любовницей одного из самых могучих господ того времени. К счастью, его смерть избавила её от тех невыносимых уз, сделав независимой. Из той эпохи, когда многие считали себя счастливчиками, когда она принимала их в своём салоне, остались ей связи; на них она теперь рассчитывала.

Секретарём того магната, сердцем которого она обладала, был человек, который вышел на министра, молодой, любезный, очень приличный, под порядочной и скромной внешностью скрывал непомерные амбиции. Она рассчитывала на прежние отношения с ним, но роли поменялись, она была почти министром, он – маленьким урядником. Остальное Мария обещала себе сделать через женщин и, не теряя времени, сразу назавтра начала предварительные хлопоты.

Но теперь там всё ей было незнакомо; сперва она должна была проведать, через кого вела дорожка к сердцу министра. Всё-таки у министра должна была быть хоть одна хорошая подруга, не считая временных развлечений большого света.

Мария, которая хорошо знала петербургский полусвет, сохранила в нём немного связей; среди тех женщин, низко упавших, были честные и страждущие сердца. Одна из них, ближе с ней знакомая, бывшая возлюбленная генерала, который был любимцем Николая, даже переписывалась с Марией. Поэтому сначала Мария побежала к ней.

Амелия Петровна приняла её с радостным криком и безумными признаками сочувствия. Это была не очень уже молодая женщина, которую петербургский климат, как всех, кто долго в нём живёт, преждевременно уничтожил.

Её былая красота увяла, но старательно поддерживаемой руины хватало для вечеров, на которых ей ещё нужно было быть красивой и изображать весёлую. Любовник-генерал был вынужден оставить её, будучи переведён в провинцию, куда из-за приличия не мог забрать с собой эту компрометирующую вещь. К счастью, у Амелии Петровны была доченька, которую он опекал и для которой положил в банк достаточную сумму, так что она жила на эти деньги, а кроме того, она подобрала себе сердечного приятеля, директора какого-то отдела в каком-то министерстве, который присоединился к расходам на содержание дома.

Это уже не были те прекрасные времена, какие помнила Мария, когда подруга её проводила лето на роскошной даче, а зимние вечера в великолепных апартаментах на Невском проспекте, когда у неё был свой собственных прекрасный экипаж и многочисленная служба. Теперь она жила достаточно скромно, с одним слугой и с одной служанкой; мебель салончика напоминала о былой роскоши.

Сперва они обе поплакали. Амелия Петровна вовсе не была плохой женщиной, но воспитывалась и вела жизнь среди того света, в котором даже нельзя было приобрести представление о долге, о добродетели, о чувстве деликатности. С вполне спокойной совестью она шла той дорогой, над которой другой не знала и не допускала… жалуясь только на неблагодарность людей, на несчастное предназначение женщин, на свою несчастную судьбу.

– Ты только посмотри, что со мной стало, – говорила она, осторожно вытирая текущие слёзы, чтобы не стереть белил с лица, – видишь, как я теперь живу. Генерал почти оставил меня, редко когда придёт, и объясняет это делами, а для своей крёстной дочки едва полторы тысячи рублей даёт ежегодно. Ты знаешь, что такое полторы тысячи в Петербурге для того, кто раньше имел десять! Мой Саша… а знаешь ты Сашу? Нет? – щебетала она, всё время всплакивая. – Хороший человек, но пенсию имеет маленькую, а ныне наступили такие глупые времена, что доходов почти никаких нет. С горем пополам даст тысячу рублей на дом. Я немного принарядилась, но и это только частично, когда старик выехал, не желая даже заплатить всех долгов. Поэтому представь себе всё состояние, если соберу самое большее три тысячи! Поначалу я думала, что этот дурак блондин, красивый и богатый, из гвардии, Степан Иванович, который недавно мне льстил, возьмёт меня к себе… и может, сделал бы это, но из-за этой маленькой колебался.

Ну что делать? Саша – хороший человек, только что бедный! Я была вынуждена переехать в жилище поменьше… о лошадях и карете нечего и думать, людей отправила. Ты знаешь, как люди видят человека в несчастье; все его покидают, половина моих бывших знакомых не узнаёт на улице Амелию Петровну.

И она горько расплакалась; к матери с беспокойством прибежала маленькая дочурка, избалованный ребёнок.

– Не огорчайся, дорогая Амелия, – отвечала Мария, – твоей судьбе ещё завидуют другие.

– Но разве я когда-нибудь ожидала такого! – воскликнула хозяйка, ломая руки. – Генерал уже должен был жениться на мне, обещал, был обязан ради ребёнка, если не для меня; теперь уже и речи об этом нет. Старый, седой, больной, он начал, я слышала, красить чёрной краской себе волосы, усы и раньше подкрашивал; дай Боже, чтобы на другой не женился. Представь себе! Вдова генерала, у которой пять дочек и которая не знает, что с ними делать, ловит его, я слышала, всякими способами; старая ему доказывает, что молодых людей не может терпеть… подло перед ним заискивает… находят их вечерами один на один… льстят, кормят, я бы уже поклялась, что в конце концов он женится. Но она отдаст ему за мои… там уже только этого ждёт капитан, который больше предпочитает охотится в чужом лесу, чем постараться приобрести свой! Я всё знаю.

И с нескончаемым плачем она болтала, начиная всё новые рассказы.

– Ну, а вы любите вашего Сашу? – спросила Мария.

– Мой Саша! Очень, очень добрый человек, но он добился того директорства, выйдя из малого… по нему это видно… я скажу тебе потихоньку… он из детей священника… бедный поп… Когда я с ним познакомилась, я совсем не знала, что он был женат в провинции и, возможно, тоже на какой-нибудь дочке попа. К счастью, детей у них нет, а так как это простая женщина, и на лице имеет очень отвратительную язву, он оставил её в деревне, что-то платит ей на содержание, но на мне жениться тоже не может.

Она вздохнула.

– Дорогая моя, – ответила Мария, горько улыбаясь, – со мной гораздо, гораздо хуже!

– А! Что ты говоришь! Ты ещё так свежо и молодо выглядишь; ты бы получила тут, кого хотела,