Остановившись в шаге от меня, Ная снизу вверх смотрит мне в лицо. С жалостью и мукой. За ней стоит Толис и так же, лишь чуть строже, смотрит на меня. За спиной судорожно втягивает воздух Дербен.

Порывисто рванувшись вперёд, Ная обхватывает меня руками, и это как сигнал: Дербен и Толис обнимают меня поверх её рук.

Это тяжело — столько эмоций. Радость на грани боли. Столь тесный контакт.

Удивительно, что Ная, Толис и Дербен это себе позволяют.

Слишком давно они не общались с менталистами рода Сирин.

Я… раньше я бы не поняла этого порыва, но сейчас он кажется естественным.

Правильным.

Но смущает.

И смущает он не только меня, но и слуг моего рода.

Поэтому, когда первый порыв чувств подходит, мы несколько неловко расцепляемся и отступаем друг от друга.

— Чаю? — предлагает Ная, её глаза до сих пор влажно поблескивают. — Я как раз пирожков напекла… слоёных, с мясом и зеленью.

У меня нервно дёргается уголок губ: это мои любимые пирожки, неужели Элор заранее договорился об этой встрече?

— Она их каждый день печёт, — смущённо сдаёт её Дербен, и у меня ёкает сердце.

Ная…

Ная…

В этот раз её обнимаю я, еле сдерживая драконью силу: так хочется крепко-крепко обнять её. Жаль, она не дракон.

От этого порыва, инициированного уже мной, становится ещё более неловко.

И Толис отмечает:

— Ты так изменилась.

— Неудивительно, — как-то неодобрительно смотрит на него Дербен.

Возможно, считает неправильным подчёркивать мою непривычную эмоциональность. И Толис виновато опускает взгляд:

— Кхм, ну… ты же повзрослела. И…

— Не приставайте к девочке! — Ная осторожно похлопывает меня по боку. — Пойдём есть пирожки, а то этим умникам лишь бы болтать и болтать. Им волю дай, они тебя и документами по продаже собственности завалят, будто у тебя проблем мало с вашими королевствами.

— С королевствами всё не так уже плохо. Мы довольно успешно наводим там порядок.

Говорю, чтобы Ная не беспокоилась — и чтобы моё положение не казалось слишком уж плачевным: хочется, чтобы они гордились мной и тем, как я справляюсь с трудностями.

Выглядеть сильнее, чем я есть на самом деле — может, это по-детски глупо, но хочется. Хочется быть достойной последней представительницей рода.

«Прекрати! — фыркает Жаждущий. — И даже не думай лишать меня удовольствия сражения с Неспящими и высшими вампирами. Победишь всех — и можешь умирать сколько хочешь, а до этого даже не думай!»

Как ни странно, эта грубость не раздражает, а бодрит. Как-то я слишком сильно расчувствовалась. Может, потому, что передо мной мои люди, и они как никто понимают трагичность ситуации. А я впервые за шестнадцать лет предстаю перед ними собой.

И ещё потому, что они напоминают обо всех погибших родных.

Эти трое были неотъемлемой частью моей жизни до времени, когда я взвалила на себя месть и примерила образ Халэнна.

Чувства к ним делают меня ужасно уязвимой. Но отказаться от них — нет, это невозможно!

Придерживая меня за руку, Ная направляется к лестнице. Это почти грубое обращение, но я иду за ней, словно ребёнок. Поднимаюсь по ступеням. Вхожу в тёплую гостиную цвета сливочного масла.

Здесь очень уютно и совсем непохоже на комнаты в родовом замке.

Ная подводит меня к столу с тремя стульями и усаживает.

— Толис, Дербен, — окликает она. — Пожалуйста, принесите всё.

Оглядывая меня с несколько тревожной и смущённой улыбкой, Ная садится на соседний стул. Руку мою она не выпускает, так что я ощущаю дрожь её пальцев и слишком частый стук сердца.

— Прости, что ничем тебе не помогли, — вдруг извиняется она, поглаживая мою ладонь. — Тебе так трудно было все эти годы…

— Ничего страшного, я Сирин, — со смущением справиться не удаётся. И хотя тема прошлого болезненна, я не нахожу в себе силы запретить разговоры о прошлом, как сделала это с Элором (хотя ему запрещай, не запрещай — всё работает временно). — Сложилось так, как сложилось.

— Да, и тебе даже удалось познакомиться со своим избранным до избрания, — Ная очень пристально смотрит на меня, выискивая в моём лице… эмоции? — О его величестве Элоранарре ходят разные слухи, но, как мне показалось, он может позаботиться о тебе. И, наверное, должен относиться уважительно, ведь ты показала, что женщина на службе ничем не уступает мужчине. Если не больше… И он ведь должен был… привыкнуть к тебе. Понять, что ты ему верна, и твои способности будут служить ему.

О, то есть Наю беспокоит отношение Элора ко мне и как к женщине, и как к менталисту.

Это так естественно на самом деле, и всё же трогает до глубины души. И так по-женски сразу обеспокоиться личным, а не вопросами нашей с Элором безопасности, достижениями в уничтожении Неспящих.

Трогательно.

Нет, в самом деле.

Этот интерес, каково мне жить с Элором… Страшный вопрос. Значимый. Тревожный.

И Ная выглядит встревоженно, продолжает искать в моём лице отражение эмоций, правду о моей личной жизни. Так что молчать не получается:

— Наше долгое знакомство действительно многое упростило.

— И то хорошо, и то хорошо, — тревожно повторяет Ная, похлопывая меня по руке. — Узнав тебя, он не может относиться к тебе плохо.

Еле сдерживаю нервный смешок: узнавал меня Элор не только с лучших сторон.

Впрочем, это справедливо и для него тоже.

Наш разговор о личном прерывают Толис и Дербен, несущие подносы с чаем и пирогами.

Как же изумительно пахнут пирожки, как знакомо! Снова — до боли, так они напоминают прошлое.

И Толис и Дербен действительно быстро заводят разговор о финансах. Но что взять с казначея и управляющего?

* * *

С финансами всё не так плохо, как я ожидала: делом занимается придворный казначей, а он достаточно жаден, чтобы сделать избавление от имущества достаточно выгодным. Ну и цены он задирает такие, что есть шанс получить обратно многое из того, что я морально согласилась продать.

Разговор о деньгах прекрасен: позволяет не уклоняться в слишком личное, понятен… даёт привыкнуть к моей новой роли, освоиться в общении без маски.

Позволяет не задавать неудобных вопросов.

Почти обезличенный разговор нужен, чтобы эмоции меня не раздавили.

Ну и пирожки — ими можно скрадывать неловкое молчание.

Три часа в расчётах и обсуждениях имущества проходят удивительно быстро.

— Уже поздно, — замечаю я.