– Нечто самодвижущееся и не смердящее? – задумалсяСамсон Медок. – Самодвижущееся, не гадящее на дорогах и не отравляющеесреду? Хе, действительно нелегкая проблема. Жизненный опыт подсказывает мне,что изобретатели ее разгрызут только частично.

Шарлей, возможно, и намеревался расспросить гиганта о сутиответа, однако ему помешал всадник, оборванец на тощей кляче без седла,вырвавшийся в сторону головы колонны. Шарлей сдержал испугавшегося гнедого,погрозил оборванцу кулаком, бросил вслед ему кучу ругательств. Самсон поднялсяна стременах, глянул назад, откуда примчался оборванец. Быстро набирающийсяопыта Рейневан знал, что он высматривает.

– На воре шапка горит, – угадал он. – Беглецакто-то спугнул. Кто-то едущий от города…

– …и внимательно рассматривающий всех путников, –докончил Самсон. – Пятеро… Нет, шестеро вооруженных. У некоторых гербы наяках. Черная птица с распростертыми крыльями…

– Мне знаком этот герб…

– Мне тоже, – резко бросил Шарлей, натягиваяповодья. – А ну, вперед! За тощей кобылой! Вперед! Что есть духу!

Еще не доехав немного до головы колонны, там, где дорогавтягивалась в мрачную буковину, они свернули в лес и тут же укрылись вкустарнике. И увидели, как по обеим сторонам дороги, присматриваясь ко всем,внимательно заглядывая в телеги и под тенты фургонов, проследовали шестероконников. Стефан Роткирх, Дитер Гакст, Иенч фон Кнобельсдорф по прозвищу Филин.А также Виттих, Морольд и Вольфгер Стерчи.

– Тааак, – протянул Шарлей. – Так, Рейнмар.Себя ты считал умником, а весь мир – глупым. С сожалением констатирую, что этобыла ошибочная точка зрения. Ибо весь мир уже разгадал тебя и твои легкоразгадываемые намерения. Знает, что ты направляешься в Зембицы, где сидит твоялюбушка. Если же у тебя наконец начинают возникать сомнения в целесообразностипоездки в Зембицы, то не ломай себе напрасно голову. Я тебе скажу: смысла нет.Никакого. Твой план… Минутку, только подыщу подходящее слово… Хм…

– Шарлей…

– Нашел! Абсурдный!

Спор был краткий, бурный и совершенно бессмысленный.Рейневан остался глух к логике Шарлея, Шарлея не волновала любовная тоскаРейневана. Самсон Медок воздерживался и молчал.

Рейневан, мысли которого в основном были заняты попыткамиподсчитать количество дней разлуки с любимой, требовал, разумеется, продолжатьехать в выбранном направлении, то есть в Зембицы. Вслед за Стерчами; илипопытаться опередить их, например, когда те остановятся, чтобы покормитьлошадей, скорее всего где-то вблизи Рихбаха либо в самом городе. Шарлейкатегорически возражал. Проявленная Стерчами прозорливость, утверждал он, можетсвидетельствовать только об одном.

– Они, – поучал он, – намерены погнать тебяименно в сторону Рихбаха и Франкенштейна. А где-то там поджидают Кирьелейсон иде Барби. Поверь мне, парень, это обычный способ ловли беглецов.

– Что же ты предлагаешь?

– Мои предложения, – Шарлей повел вокруг широкимжестом, – ограничивает география. То огромное, затянутое тучами, навостоке, это, как ты знаешь, Слёнза… То, что вздымается вон там, это Совиныегоры, то большое – гора, именуемая Большой Совой. Рядом с Большой Совой есть дваперевала, Валимский и Юговский, по ним можно было бы прошмыгнуть в Чехию, доБроумовска.

– Чехия, ты же сам говорил, дело рискованное.

– Сейчас, – холодно ответил Шарлей, – самыйбольшой риск – это ты. И погоня, которая преследует тебя по пятам. Признаюсь,охотнее всего я двинулся бы сейчас именно в Чехию. Из Брумова[263]перепрыгнул бы в Клодзко, а из Клодзка в Моравию и Венгрию. Но, полагаю, ты неоткажешься от Зембиц.

– Правильно полагаешь.

– Ну что ж, значит, придется пожертвоватьбезопасностью, которую нам обеспечили бы перевалы.

– Это, – неожиданно вставил Самсон Медок, –была бы весьма относительная безопасность. И труднодостижимая.

– Факт, – спокойно согласился демерит. –Район далеко не безопасный. Ну что ж, значит, направляемся на Франкенштейн. Ноне по тракту, а вдоль подножия гор, по краю боров Силезской Просеки. Удлинимпуть, немного поездим по бездорожьям, но что нам остается делать?

– Ехать по тракту, – ляпнул Рейневан. –Следом за Стерчами! Догнать их…

– Ты сам, – резко прервал Шарлей, – не веришьв то, что говоришь, парень. Ведь не хочешь же попасть им в лапы. Очень нехочешь.

Поэтому вначале они поехали через буковины и дубравы, потомпо просекам, наконец по дороге, извивающейся меж пригорков. Шарлей и Самсонтихо переговаривались. Рейневан молчал и размышлял над последними словамидемерита…

Шарлей в очередной раз доказал, что умеет если не читать, тобезошибочно угадывать мысли на основании предпосылок. Правда, вид Стерчейвначале разбудил в Рейневане ярость и дикую жажду расправы, он был готов чутьли не тотчас двинуться вслед за ними, дождаться ночи, подкрасться и перерезатьспящим горло. Однако его удержал не только рассудок, но и парализующий страх.Он уже несколько раз просыпался весь в поту, напуганный сном, в котором видел,как его поймали и тащили в застенки Штерендорфа, причем все, что касалосьприпасенных там инструментов, сон демонстрировал с поразительной четкостью.Стоило Рейневану вспомнить эти инструменты, как его попеременно начинало кидатьто в жар, то в холод. Сейчас тоже мурашки ползали по спине, а сердце замираловсякий раз, когда на обочине дороги возникали темные силуэты, которыеоказывались вовсе не Стерчами, а можжевеловыми кустами. Если рассмотреть какследует.

Все стало еще хуже после того, как Шарлей и Самсон сменилипредмет разговора и взялись рассуждать на темы, связанные с историейлитературы.

– Когда трубадур Гвилельм де Кабестэн, – затянулШарлей, многозначительно поглядывая на Рейневана, – соблазнил женугосподина де Шато-Руссильона, тот приказал укокошить поэта, выпотрошить, сердцеподжарить и подать неверной супруге. А она взяла, да и сиганула с башни.