Преследовали их недолго. Когда пешие остались позади, конныепопридержали лошадей, видимо, не доверяя своему численному перевесу. Лучникипослали вслед убегающим еще один залп – и на этом погоня окончилась.

Для верности они еще прошли галопом несколько стае, потомперешли на рысь между взгорьями и яворовыми лесами, то и дело оглядываясь.Однако никто за ними не гнался. Чтобы дать передых лошадям, остановилисьнеподалеку от деревеньки. Около крайнего домишки. Хозяин, не дожидаясь, когдаему развалят дом и двор, сам вынес тарелку пирогов и ушат пахты. Раубриттерыприсели у ограды. Ели и пили молча. Самый старший, представившийся Ноткером фонВейрахом, долго присматривался к Шарлею. Наконец, облизывая испачканные пахтойусы, сказал:

– Толковые и смелые вы люди, господин Шарлей и ты,молодой господин фон Хагенау. А кстати, ты уж не потомок ли известного поэта?

– Нет.

– Ага. Так о чем это я? А, что смелые и толковые выпарни. Да и ваш слуга, хоть на вид глуповат, отважен и боевит сверх удивления.Даааа. Поспешили на помощь моим парням.

И из-за этого сами попали в скверное положение. Приятногомало. Вы пошли против Зейдлицев, а они мстительны.

– Верно, – подтвердил другой рыцарь, с длиннымиволосами и пышными усами, представившийся Вольданом из Осин. – Зейдлицы тееще сукины сыны. Весь их род, значит. И Лаасаны. И Курцбахи. Все исключительнозловредные скоты и мстительные поганцы… Эй, Виттрам, эй, Рымбаба. Ну, вы инатворили дел, чтоб вас зараза!

– Думать надо, – заметил Вейрах. – Думать…

– Я ж думал, – пробормотал Куно Виттрам. –Ведь как было? Глядим, едет телега. Ну, я тогда и подумал: может, ее грабануть?Ну и за дело… Тьфу, клянусь виселицей святого Дыжмы. Сами знаете, как этобывает.

– Знаем. Но думать надо.

– И еще, – добавил Вольдан из Осин, – насопровождающих смотреть.

– Не было сопровождающих. Только возница, обозник даконник в бобровой шубе, похоже, купец. Эти сбегли. Ну мы и подумали: порядок! Атут, понимаешь, как из-под земли выскакивают пятнадцать хмырей с алебардами.

– Я и говорю – думать надо.

– А еще и времена такие! – уперся Пашко ПакославицРымбаба. – До чего ж дело дошло! Дурной, сраный воз, товару там подполотном небось на три гроша, а защищали так, словно там лежал, к примеру,Священный Грааль.

– Давней так не бывало, – кивнул черной,подстриженной модно, по-рыцарски, шевелюрой смуглый, выглядевший постаршеРымбабы и Виттрама Тасило де Тресков. – Давней ежели крикнешь: «Стой идавай!», так стояли и давали. А теперь защищаются, будто черти, будто венецкиекондотьеры. Хреново нам стало. И как тут в таких условиях на промысел ходить?

– Никак, – подвел черту Вейрах. – Все труднеенаш exercitium,[270] все тяжелее наша раубриттерская доля…И-эх!

– И – ээх! – подхватили жалобным хоромрыцари-разбойники. – Ииэээх!

– А в навозной-то куче, – ткнул пальцем КуноВиттрам, – свинья роется. Может, зарежем и прихватим?

– Нет, – решил после краткого раздумьяВейрах. – Времени в обрез.

Он встал.

– Господин Шарлей. Не дело вас тут втроем оставлять.Зейдлицы памятливы, наверняка уже погонь разослали, будут по дорогам искать.Так что едем-ка с нами. В Кромолин, наше село. Там у нас оруженосцы, да идрузей будет довольно. Вам никто там не загрозит и не обидит.

– Пусть попробуют! – распушил светлые усыРымбаба. – Поехали с нами, поехали, господин Шарлей. Потому как, скажу явам, здорово вы мне по нраву пришлись.

– Как и мне молодой господин Рейнмар. – КуноВиттрам хлопнул Рейневана по спине. – Клянусь кельмой святого РупертаЗальцбургского! Поехали с нами до Кромолина. Господин Шарлей? Лады?

– Лады.

– Ну, стало быть, – потянулся Ноткер фонВейрах, – в путь, comitiva.[271]

Пока формировался кортеж, Шарлей поотстал и тихо подозвал ксебе Рейневана и Самсона Медка.

– Этот Кромолин, – сказал он тихо, пошлепывая пошее гнедка, – где-то неподалеку от Серебряной Гуры и Стошовиц, у такназываемой Чешской тропы, дороги, ведущей из Чехии через Серебряный перевал кФранкенштейну и вроцлавскому тракту. Поэтому нам с ними по пути и очень наруку.И гораздо безопаснее. Будем держаться их. Прикрыв глаза на то, чем онизанимаются. В беде не выбирают. Однако советую соблюдать осторожность и излишнене болтать. Самсон?

– Молчу и прикидываюсь балбесом. Pro bono commune.[272]

– Прекрасно. Рейнмар, подойди. Хочу тебе кое-чтосказать.

Рейневан, уже в седле, подъехал, подозревая, что его ждет ичто он услышит. И не ошибся.

– Послушай меня внимательно, неисправимый глупец. Тыпредставляешь для меня смертельную опасность уже самим фактом существования. Яне допущу, чтобы ты увеличивал ее кретинским поведением и поступками. Я нестану комментировать тот факт, что, стремясь быть благородным, ты показал себяглупым, кинулся на помощь разбойникам и поддержал их в бою с силамиправопорядка. Я не стану ехидничать, надеюсь, даст Бог, этот факт чему-то тебянаучил. Но обещаю: если ты еще раз сделаешь что-то подобное, я брошу тебя напроизвол судьбы. Необратимо и окончательно. Запомни, осел, заруби себе на носу,болван: никто не придет тебе на помощь в беде, ибо только идиот торопитсяспасать других. Если тебя зовут на помощь, надо повернуться к нему задом ипоскорее удалиться. Обещаю: если в будущем ты хотя бы голову повернешь всторону бедняка, девушки в затруднительном положении, обижаемого ребенка либоубиваемой собаки, мы расстанемся. А потом уж изображай из себя Персеваля насобственный риск и страх.

– Шарлей…

– Молчи. И помни – я тебя предупредил. Я не шучу.

Они ехали по лесным полянам, по доходящим до стремян травам.Небо на западе, затянутое рваными перьями облаков, ярилось лентами огненногопурпура. Темнела стена гор и черных боров Силезской Просеки.

Едущие в авангарде Ноткер фон Вейрах и Вольдан из Осин,серьезные и сосредоточенные, распевали хвалебную песнь, время от временивозводя к небу глаза из-под поднятых забрал. Их пение, хоть негромкое, звучаловозвышенно и сурово.

Pange lingua gloriosi