Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, в России можно обсуждать вопрос об интервенции более или менее спокойно. Можно строить предположения, что бы было, если бы не была применена военная сила, если бы не оказывали давление на Дубчека и дали бы возможность чехам построить «социализм с человеческим лицом». Но для чехов и словаков не существует никаких абстрактных рассуждений: для них однозначно события 1968 г. – одна из самых травматичных точек их истории и непреходящая боль.
Почему заговорили о переоценке событий? Может быть, по прошествии стольких лет они постепенно стираются в памяти, и хочется поскорее забыть одну из самых трагических страниц истории отношений двух стран, всей европейской истории? К 50-летию событий было приурочено много различных мероприятий, где в очередной раз попытались проанализировать, что же произошло в 1968-м и как к этому относиться сегодня. Так, в частности, в Москве 30 мая – 1 июня 2018 г. прошла международная конференция с симптоматичным названием «Уроки 1968» с участием одной из ключевых фигур «бархатной революции» Петра Питгарта (в прошлом премьер-министра ЧСФР, депутата парламента, писателя, философа, автора запрещенной в свое время книги «Шестьдесят восьмой», ставшей своеобразным учебником жизни для целого поколения), Александра Даниэля, Людмилы Улицкой, Владимира Лукина, Адама Михника и многих других политиков, ученых, очевидцев, которые вновь вспомнили об операции «Дунай», ее последствиях и о том, какие мифы появились с течением времени и можно ли об этих событиях забыть.
В книге российского журналиста, писателя и путешественника Леонида Шинкарёва (род. в 1930 г., удостоен в 2006 г. почетного звания «Легенда российской журналистики») «Я это все почти забыл… Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году», вышедшей в 2008 г., приводится разговор с человеком, работавшим когда-то в Праге, который говорит: «Я всегда осуждал ввод войск в Чехословакию, до сих пор считаю это ошибкой. Но теперь, после того, как чехи, пусть символически, но участвовали в акции США против Югославии, когда послали своих солдат в Ирак, а теперь хотят строить американскую станцию слежения, они должны пересмотреть взгляд на события 1968 года. Разве у нас тогда не было права на защиту своих стратегических интересов? Или американцам можно, а нам нельзя? Я даже рад, что чехи так себя повели. Они сняли камень с моей души. У меня больше нет перед ними чувства вины за 1968 год. Хватит! Мы больше никому ничего не должны. Нельзя великой России идти вперед с головой, повернутой назад…»[665] И эта позиция, надо сказать, близка весьма многим. Хватит каяться, хватит анализировать. Мы все равно больше и сильнее. Такая уж судьба.
Наверное, каяться уже не надо, считает Шинкарёв, все слова сказаны. А лучше учиться слышать других – пусть это маленькие, слабые народы, и территория у них небольшая. Но надо считаться с ними, договариваться, уважать – моральные нормы никто не отменял. И, конечно, помнить, смотреть время от времени на фотографии Коуделки, читать воспоминания участников событий 1968 г., стихи Евтушенко и Крыла.
Надежда Круглова, София Штоль
1968 г. и художественная жизнь Чехословакии
События «Пражской весны» затронули не только политическую, но и социально-культурную жизнь Чехословацкой Республики. В первую очередь это проявилось в падении «железного занавеса», отделяющего чехословацкую художественную сферу от европейского и мирового художественного сообщества. Уже с середины 1960-х гг. в чехословацком искусстве начинает прослеживаться влияние актуальных мировых художественных тенденций.
Поворотным моментом, давшим старт реформам на государственном уровне, стала смена партийного руководства в январе 1968 г. Через месяц после вступления Александра Дубчека в должность первого секретаря КПЧ началась реализация программы преобразований под лозунгом «социализма с человеческим лицом». Задачи, которые ставила партия, были сформулированы 5 апреля 1968 г. в Программе действий. Документ провозглашал политику «единства и доверия», свободу слова и упразднение цензуры в средствах массовой информации, искусстве, литературе.
Роль двигателя активной творческой жизни в стране отводилась новому общественному классу – социалистической интеллигенции. Лишенная негативных черт интеллигенции капиталистического общества, она сохраняла тесную связь с пролетариатом, не умаляла заслуг рабочего класса и выступала защитницей представителей интеллектуальных кругов, заявляя, что «[их] тяжелый душевный творческий труд… на благо социалистического общества должен быть по заслугам вознагражден». Характерно, что в Программе действий признавалась необходимость активной связи чехословацкого искусства с мировым, включая и капиталистическое. Национальное искусство, по мнению руководства компартии, в 1950-е гг. находилось в изоляции, что пагубно сказалось на его развитии и отдалило от мирового сообщества. Это, помимо прочего, мешало искусству выполнять свою пропагандистскую функцию и тем самым отсрочивало победу пролетарской революции во всем мире. Чехословацкое общество в целом с энтузиазмом встретило перемены, но, справедливости ради, заметим, что имелись и недовольные, хотя таковых было меньшинство.
Критика нового курса извне не заставила себя долго ждать. Начиная с марта 1968 г. практически на каждой встрече представителей стран социалистического блока звучало осуждение происходивших в Чехословакии событий, причем критика все более ужесточалась. Свобода слова была названа основной причиной роста рядов противников режима, а отсутствие действенного контроля государства за жизнью граждан – небезопасной практикой, ведущей к ухудшению политической и социальной ситуации в стране. Эскалация обвинений привела к хорошо известным событиям: в ночь с 20 на 21 августа 1968 г. войска стран Варшавского договора, которые были сосредоточены на приграничных территориях еще с июня, перешли границы независимого государства Чехословакии. Люди, выйдя на следующее утро из дома, увидели на улицах военную технику и вооруженных солдат.
Военнослужащие были готовы по приказу начать боевые действия против восстания, якобы спровоцированного и руководимого капиталистическими силами Запада. На улицах, однако, они встретили сотни и тысячи мужественных граждан, стремившихся в первые дни после ввода войск миролюбиво объяснить солдатам чужих армий, что вторглись они на территорию суверенного государства без каких-либо видимых на то причин и никакой контрреволюции нет и не было. Военные