Опустившись на скамейку, Адам устремил взглядна находившиеся футах в тридцати от него бронзовые фигурки. “Никогда не забывайо жертвах, – предостерегала его тетка. – Они требуют возмездия. Они заслужилиэто право”.

В памяти всплыли эпизоды судебных процессов:показания эксперта ФБР, докладывавшего присяжным технические характеристикибомбы, медика, который со всей возможной сдержанностью описывал изуродованныетельца, членов пожарной команды, что пытались спасти погребенных под обломкамидетей, но смогли извлечь из руин лишь их трупы. В распоряжении следствия были ифотографии, однако судьи с большой неохотой позволили жюри присяжных взглянутьна увеличенные, жуткие в своих подробностях цветные снимки. ПрокурорМакаллистер, наоборот, требовал предъявить их не только присяжным, но и прессе.

Адам прикрыл глаза, чтобы ощутить, каково это,когда земля дрожит под ногами. Перед глазами возникло облако пыли, в ушахзазвенели крики объятых ужасом прохожих, послышался вой сирен.

Мальчики были не намного старше его самого,когда дед своими руками лишил их жизни. Им – пять, ему – три года. Сейчас емудвадцать шесть, значит, им исполнилось бы двадцать восемь.

От тяжести в груди перехватило дыхание, лобпокрылся холодной испариной. В пробивавшихся сквозь густую листву лучах солнцабронзовые лица чуть поблескивали.

Как мог Кэйхолл совершить такое злодеяние?Почему Сэм приходится дедом ему, не другому? Когда он решил принять участие вначатой Кланом войне против евреев? Что превратило безобидного в общем-топоджигателя крестов в хладнокровного террориста?

Адам смотрел на фигурки и ощущал, как в душеразгорается ненависть к деду. Мучило чувство вины: зачем он приехал вМиссисипи? Спасать выродка?

Выйдя из парка, он отыскал гостиницу, заплатилза номер. После звонка Ли включил телевизор, шла программа новостей изДжексона. Судя по сообщениям, этот погожий день ничем не отличался от других.Гвоздем программы были вести о Сэме Кэйхолле. Губернатор и генеральный прокурорштата комментировали последние усилия его защитника. Пожаловавшись на усталостьот бесконечного потока жалоб и ходатайств, оба заявляли о своем твердомнамерении довести дело до логического конца. За кадром диктор торжественнымголосом напомнил зрителям количество оставшихся до казни дней: двадцать три. Нафоне старого фотоснимка Кэйхолла по экрану проползли две жирные цифры.

Ужинать Адам отправился в небольшое кафе.Дожидаясь, пока официант принесет заказ, бифштекс с зеленым горошком, он ловилобрывки разговоров, что вели меж собой посетители. Имя деда в них неупоминалось.

Когда на город опустились сумерки, Адам решилпройтись по улицам. Он медленно шел вдоль ярко освещенных витрин и размышлял отом, как по этой же бетонной плитке метался Сэм, задавая себе один-единственныйвопрос: почему нет взрыва? Возле телефонной будки Адам остановился. Не отсюдали дед хотел позвонить Крамеру?

Безлюдный парк был погружен в темноту, лишь увхода горели два газовых фонаря. Приблизившись к памятнику, Адам опустился наневысокую плиту из полированного гранита. Здесь, говорилось в табличке,мальчики и погибли.

Не замечая ничего вокруг, Адам просидел натеплом камне довольно долгое время. В голове билась неотвязная мысль: ведь всемогло сложиться совершенно иначе. Но жизнь, оказывается, предопределилпрозвучавший почти четверть века назад взрыв. Ударная волна выбросила его изМиссисипи, заставила сменить имя, стерла прошлое. Она же, несомненно, явиласьпричиной смерти отца, хотя никто в то время не взялся бы предсказать, какимбудет конец Эдди Кэйхолла. Именно взрыв подтолкнул Адама к выбору профессии,ведь только узнав о Сэме, он принял решение стать юристом. До того момента егоманило к себе небо, влекли мечты о штурвале самолета.

Теперь же взрыв вновь привел его в Миссисипи,заставил взять на себя ответственность за гиблое, почти безнадежное дело.Похоже, последнюю свою жертву бомба поразит через двадцать три дня.

Что потом?

Рассмотрение протестов и апелляций по смертнымприговорам тянется по большей части годами и со скоростью черепахи, причемчерепахи очень старой. Спешить судейским чиновникам некуда, проблем и без тогохватает, папки с бумагами пухнут, становятся неподъемными. В повестке днявсегда есть дело поважнее.

Однако время от времени решения принимаютсямолниеносно. Поразительно, каким скорым умеет быть правосудие. Особенно тогда,когда оставшиеся до роковой даты дни начинают бежать один за другим.Закономерность эту Адам понял во вторник.

Потратив десять минут на изучение внесенногоадвокатом Сэма Кэйхолла протеста, Верховный суд штата Миссисипи около пяти часовдня отклонил его. Успевший только к вечеру прибыть в Гринвилл, Адам об этом незнал. Собственно говоря, удивлял не сам отказ, поражала стремительность, скоторой было вынесено решение. Бумага пролежала в стенах суда менее восьмичасов, дело же Кэйхолла длилось десяток лет.

В быстро летящие перед казнью дни судыпристально наблюдают за действиями друг друга. Факсы беспрерывно выдаютчиновникам копии документов: высшая инстанция обязана быть в курсе того, чтопредприняла низшая. Отказ удовлетворить протест по делу Кэйхолла канцелярияВерховного суда штата тут же направила в Джексон, суду федеральному. Бумагуположили на стол его чести Флинна Слэттери, вступившего в свою должность лишьдвумя месяцами ранее. Опыта общения с Сэмом, хотя бы в виде переписки, егочесть не имел.

Когда служащие суда пытались между пятью ишестью часами вечера разыскать адвоката Холла, Адам сидел на скамейке в паркебратьев Крамер. Слэттери связался по телефону с генеральным прокурором СтивомРоксбургом, и в половине Девятого в кабинете судьи состоялось краткоесовещание. Его честь, истинный трудоголик, впервые столкнулся с делом, покоторому был вынесен смертный приговор. Изложенные адвокатом доводы онанализировал до глубокой ночи.

Просмотри Адам вечерний выпуск новостей, он,конечно, Узнал бы о решении Верховного суда. Но телевизор в номере былвыключен: постоялец спал.